Тайна замка Роборэй. Виктóр из спецбригады

– Лихорадка усилилась, и в бреду ваш отец мог машинально выпить лекарство. Это самое простое и правдоподобное предположение. Я не сомневаюсь, что ему влили в стакан яд. Правда, должен вас предупредить, что у нас нет никаких официальных данных по этому поводу. Я уведомил Эстрейхера и Дювернуа, и мы вместе отправились в Шартр. К сожалению, врача и фельдшеров той палаты успели сменить, и нам пришлось ограничиться получением в канцелярии госпиталя официальной справки о смерти лейтенанта Жана д’Аргонь от заражения крови. Мы долго советовались что делать и решили ничего не предпринимать. Единственным доказательством убийства было письмо. Но судьи могли сказать, что письмо написано в бреду, поэтому мы решили не разыскивать преступников и думаем, что поступили правильно.

Доротея молчала. Граф решил, что она осуждает их решение, и стал оправдываться:

– Уверяю вас, что мы ничего бы не добились. Война создавала бесчисленные препятствия. Кроме того, если бы мы занялись расследованием, мы, несомненно, должны были бы считаться с тем фактом, что, кроме нас троих, – потому что Жана д’Аргонь уже не было в живых – есть еще кто-то, бьющийся, как и мы, над разрешением той же загадки и овладевший таким важным ключом, как медаль. Несомненно, у нас есть враг, и враг, способный на самые ужасные преступления. Одним словом, все эти соображения плюс политические события помешали нам заняться розысками преступников. Мы дважды писали в Бар-Ле-Дюк, но не получили ответа. Время шло. Жорж Дювернуа был убит под Верденом. Эстрейхера ранили в ногу под Артуа. Я был послан в Салоники, откуда вернулся только после заключения мира. И, как только был демобилизован, тотчас приступил к ремонту Роборэя. Вчера мы справляли новоселье, а сегодня имеем удовольствие видеть вас у себя.

Теперь вы понимаете, – продолжал он, – как вы нас поразили, сообщив нам, во-первых, о чьих-то недавних раскопках, а во-вторых, тем, что эти раскопки производятся в тех местах, где имеется надпись или хотя бы слово «Fortuna». Припомните, что это слово выгравировано на медали вашего отца и на руке убийцы. Мы так доверились вашей проницательности, что графиня и Рауль Дювернуа решили посвятить вас в нашу тайну. Я рад, что чутье не обмануло графиню, раз оказалось, что вы Иоланта д’Аргонь.

Де Шаньи снова остановился. Доротея молчала. И он продолжал:

– Само собой разумеется, мы предлагаем вам принять участие в наших поисках. Вы замените вашего отца, так же, как Рауль Дювернуа занял место покойного Жоржа Дювернуа. Наш союз четверых продолжается.

Граф умолк, довольный своей речью. Но упорное молчание Доротеи смущало его. Она сидела, неподвижно устремив взгляд в одну точку, и он не мог понять, почему она молчит. Неужели она осуждает их за то, что они не отыскали дочь и наследницу их компаньона. Или ее все еще мучит кража серег и она боится, что ее подозревают в воровстве.

– Что с вами, дорогая Иоланта? – спросила ласково мадам де Шаньи. – Неужто вас так расстроило это письмо?

– Да, – ответила с глубоким вздохом Доротея. – Это ужасно.

– Разве вы уверены, что его убили?

– Конечно. Иначе в его вещах обязательно нашлась бы медаль.

– А как по-вашему, следовало заявить властям или нет?

– Не знаю… Право, не знаю, – ответила задумчиво Доротея.

– Подумайте. Еще не поздно, давность еще не прошла. Мы постараемся вам помочь.

– О нет, благодарю вас. Я буду действовать одна. Я найду убийцу, и он будет наказан. Я обещаю это отцу и сдержу свою клятву.

Сурово и не по-женски твердо прозвучали эти слова.

– Мы вам поможем, дорогая, – повторила мадам де Шаньи. – Я надеюсь, что вы от нас не уедете.

Доротея покачала головой.

– Вы очень добры, графиня.

– Это не доброта, а мое искреннее желание. Я полюбила вас и хочу быть вашим другом.

– Благодарю от всей души, но не могу остаться.

– Почему? – с легкой досадой в голосе вмешался граф. – Мы просим вас, как дочь нашего родственника и друга, погостите у нас и отдохните в условиях, приличных для барышни и княжны. Неужели вы думаете жить этой бездомной нищенской жизнью?

– Она совсем не нищенская и не жалкая, – встрепенулась Доротея. – Мы с мальчиками к ней привыкли. Она очень полезна для здоровья.

Однако мадам де Шаньи не сдавалась:

– Нет, это недопустимо. У вас, верно, есть для этого особые причины?

– О, нет никаких.

– Тогда вопрос решен. Вы остаетесь, если не навсегда, то хоть на несколько недель. Мы дадим вам комнату, стол.

– Простите меня, графиня… Пожалуйста… Я страшно устала, измучилась. Разрешите мне уйти и побыть немного одной…

Доротея действительно казалась более чем измученной. Личико ее осунулось, побледнело, и трудно было поверить, что несколько часов назад она так звонко смеялась, танцевала и веселилась.

Графиня наконец уступила.

– Пожалуйста. Утро вечера мудренее. Я думаю, что завтра вы согласитесь. Только пришлите мальчиков обедать. Но если вы и завтра будете настаивать на своем, я, так и быть, уступлю. Я не хочу с вами ссориться.