Тайная дочь

— Чисто, — отвечает Сомер.

— Чисто? — повторяет он, сдвинув брови и наклонив голову.

— Он сказал «чисто». Доктор Хэйворт, сказал, что теперь у меня все чисто. Но как же тогда было до этого? Когда я еще была беременна?

Ее взгляд останавливается на люминесцентных лампах, гудящих над кроватью. Девочка или мальчик? А глазки какого цвета?

— Но, милая, он же только хотел сказать, что… Ты же сама знаешь, что он имел в виду.

— Да, я знаю, что он имел в виду. Он хотел сказать, что там больше ничего нет: ни ребенка, ни плаценты, ничего. Моя матка снова хорошая и пустая. Чистая.

В палату входит улыбающаяся медсестра.

— Пора принимать обезболивающее.

Сомер качает головой.

— Я не хочу.

— Тебе надо его принять. Ты будешь лучше себя чувствовать.

— Я не хочу лучше себя чувствовать!

Она отворачивается от медсестры. Им не понять, что она потеряла не просто ребенка. Она потеряла все. Имена, которые мысленно перебирала, лежа ночью в кровати. Образцы краски, подходящие для стен в детской, которые складывала в ящик письменного стола. Мечты о том, как она будет качать своего ребенка на руках, помогать ему делать домашние задания и подбадривать с трибуны школьного стадиона. Теперь ничего этого нет. Все растворилось в густом тумане. Они не понимают этого. Ни сестра, ни доктор Хэйворт, ни даже Кришнан. Все они видят в ней пациентку, за которой нужно ухаживать. Человеческий организм, который надо починить. Очередное тело для чистки.

* * *

Сомер просыпается и переводит больничную кровать в сидячее положение. Из телевизора в углу палаты звучит смех. Видимо, уходя в кафе перекусить, Кришнан оставил канал, по которому идет какая-то игра. Никогда в жизни Сомер не думала, что будет так неуютно чувствовать себя в своей больнице — месте, где проработала целых пять лет. А ведь ее всегда охватывало волнение, когда она шла по стерильным коридорам и слышала жужжание динамика больничного радио под потолком. Переодевание в белый халат и поиск карты пациента вселяли в нее уверенность. Это было особое чувство, роднившее ее с Кришнаном, — чувство нужности и власти, которыми наделен врач. То, что произошло, отдалит их с мужем друг от друга. Она это знает. Как ей не хочется быть пациенткой, до чего же бесит невозможность что-то исправить!

Сомер не должна была оказаться здесь в таком положении. Она заранее выбрала эту больницу из-за ее специализации на акушерстве. Восемь тысяч родов в год. Двадцать младенцев родилось только за сегодняшний день, в то время как ее собственного ребенка выскребли из ее тела. У каждой женщины в этом боксе есть малыш, который спит с ней рядом в кроватке. Почему у других это так просто? У мамочек, с которыми она каждый день беседует во время приема, у друзей, даже у той идиотки в телеигре, передающей привет своим детям, которые сейчас смотрят телевизор?

Может быть, природа хочет ей о чем-то сказать? Возможно, я просто не создана для того, чтобы стать матерью.

3

БОЛЬШЕ НИКОГДА

Дахану, Индия, 1984 год

Кавита

Новая схватка. Она идет откуда-то глубоко изнутри, постепенно нарастает и превращается из вялого листа с обмякшими краями в зазубренное лезвие. Кавита уже не успевает отдыхать между накатывающими схватками. Бедра сводит судорогой, в спине что-то пульсирует. Она уже не может не кричать, и издаваемый женщиной звук не походит на человеческий голос. Тело больше не принадлежит ей. Им завладело высшее начало, которому подвластны земля, деревья и воздух. Внезапная вспышка молнии освещает черное небо, и раскат грома сотрясает землю, на которой она лежит. Когда зубы ломают зажатую во рту ветку, Кавита чувствует горький вкус свежей древесины. Последнее, что она помнит, — это разливающееся по телу влажное тепло.

Снова открыв глаза, Кавита видит повитуху, которая разводит в стороны и сгибает в коленях ее ноги, а потом усаживается между ними.

— Бети, надо было позвать меня раньше. Я бы пришла. Сколько ты лежишь тут одна? Уже показалась головка ребенка. Теперь недолго осталось. Совсем недолго. Во второй раз гораздо… — Она умолкает.

— Дайджи, послушай меня! Что бы ни случилось, ты не должна допустить, чтобы муж забрал ребенка. Пообещай мне. Обещай! — неистово кричит Кавита.

— Ханджи, конечно, как пожелаешь, — говорит повитуха. — А теперь, детонька, пора тужиться.

Она права. Кавита несколько раз напрягается — и слышит долгожданный крик младенца. Повитуха быстро обтирает и заворачивает новорожденного в пеленку. Кавита с трудом приподнимается, убирает с лица мокрые пряди волос и берет ребенка на руки. Она гладит спутанные темные волосики и удивляется тому, что хватающие воздух пальчики такие маленькие. Мать подносит к лицу маленькое тельце, упиваясь младенческим запахом, и прикладывает ребенка к груди. Когда малыш начинает сонно причмокивать, Кавита медленно разворачивает пеленку.