Тайная Доктрина дней Апокалипсиса. Книга 2. Матрица

Восточный связан с преобразованием собственного Сознания. Этот путь невозможно доказать математическими выкладками. Он опирается на простое принятие Сознанием естественных законов как само собой разумеющегося. Ведь нельзя математически описать утреннюю и вечернюю зори, их можно только наблюдать, воспринимая органами чувств. Кстати, истинное назначение органов чувств заключается именно в том, чтобы воспринимать явления природы (любые) без какого-либо анализа. Попытка человека анализировать увиденное явление, да еще низшим отделом мозга, который в этом не очень силен, приводит к возникновению эмоций, в виде сигнала-реакции, сообщающего, что данная задача (при отсутствии в Сознании общей картины Мироздания) превышает аналитические возможности мозга. Органы чувств просто дают информацию о том или ином явлении, констатируя, что оно имеет место быть и не более.

Подвергнуть анализу можно только жизненные события, поскольку их картину Сознание уже может отразить. Любое событие, даже связанное со взаимоотношениями людей, является объективным законом природы, а поэтому может быть научно обосновано. Однако если почитать учебник по психологии или педагогике, то познание этих дисциплин основано на чувственном восприятии явлений психологии и воспитания. Ни один из них не содержит математических выкладок. Так как же можно описать путь совершенствования Сознания с помощью математики? Этот путь можно познать только через развитое чувственное восприятие мира, которое называется Внутренним Зрением (Знанием), или Интуицией.

Если человек не имеет этого Знания, он никогда ни в чем не уверен. Будет изводить и себя, и людей вокруг все новыми открытиями и теориями, не поверив до конца ни одному из них, как ювелир из притчи:

Проверь еще раз (притча в изложении Ошо)

Ум — это, в своей основе, начало сумасшествия. И если ты слишком в нем, он сведет тебя с ума.

В моей деревне я жил напротив дома ювелира. Я сидел перед его домом и узнал, что у него была любопытная привычка: он запирал лавку, а затем два или три раза дергал дверь, чтобы проверить, действительно ли она заперта.

Однажды я возвращался с реки, и он как раз, закрыв лавку, шел домой. Я сказал:

— Но ты же не проверил!

— Что? — спросил он.

— Ты не проверил замок!

Он его проверил — я видел, как он дернул его три раза, но теперь я создал ситуацию, а ум всегда готов усомниться. И он сказал мне:

— Может быть, я забыл. Я должен вернуться.

Он вернулся и стал снова проверять замок. Это стало моей забавой — каждый раз, когда он уходил, он покупал на рынке овощи, и я подходил к нему и говорил:

— Что ты здесь делаешь? Ты же не проверил замок!

Он бросал свои овощи и говорил:

— Я сейчас вернусь; я только должен пойти и проверить замок.

Однажды на вокзале он покупал билет, чтобы куда-то ехать, и я подошел к нему и сказал:

— Что ты делаешь? Замок!

— Боже мой, разве я его не проверил? — сказал он.

— Нет! — сказал я. — Теперь ехать невозможно.

Он вернул билет, пришел домой и проверил замок. Но тогда возвращаться на вокзал было слишком поздно — поезд уже ушел. И он мне верил, потому что я всегда сидел перед домом. Постепенно это узнали все, и куда бы он ни пришел, люди говорили:

— Куда ты? А ты проверил замок?

В конце концов, он разозлился на меня.

— Наверное, это распространяешь ты, потому что, куда бы я ни пришел, все говорят мне об этом замке.

— Не слушай их, — сказал я. — Пусть себе говорят, что угодно.