Тайная доктрина третьего рейха

«По воспоминаниям Дейча, поступившего в Карийскую каторгу в декабре 1885 года, тюремная община ко времени его прибытия на Кару была уже полностью восстановлена, камеры по-прежнему не запирались. Происходили усиленные занятия различными науками, чтением, пением, разведением огородов и цветников. Развлекались игрой в шахматы, в городки, а зимой катанием с гор. Иногда летом устраивали чаепитие на дворе за общим столом. В новой тюрьме, расположенной… в одной версте от Нижней Кары, заключенные распределялись в четырех камерах по собственному желанию… Узники не носили оков, не были заняты каторжными работами». «В таких же тонах обрисовывал режим Карийской каторги… Феликс Кон… Во второй половине 80-х годов политические каторжане на Каре могли с гордостью указывать на свою библиотеку, на «рабочую академию» с научными занятиями и лекциями по разным отраслям знаний, на свой хор, который пел хоровые партии из опер, на сохранение своего человеческого достоинства». И Лев Дейч (1855–1941

), и Феликс Кон (1864–1941)>

возможно, отчасти в силу своего происхождения, были фанатиками еврейского учения «марксизма», в буквальном смысле — фаталистами.

«Социализм, — писал в своей книге воспоминаний Кон, — ради которого пало уже много жертв, был для нас не только делом убеждения… Он был для нас всем по тогдашним понятиям: верой, религией, священной мученической смертью погибших на виселицах. И потому отступление от знамени, обагренного мученической кровью борцов, было преступлением…» (В 1935 г. в Нюрнберге проходил Имперский партийный съезд Свободы, на котором нацисты провели красочную церемонию «освящения знамен»; на фотографиях о том событии Адольф Гитлер стоит под «Знаменем Крови», с которым национал-социалисты шли 9 ноября 1923 г.)

Выходя после вынужденного пребывания в университетах из «застенков», некоторые «жертвы» царизма успешно издавали свои труды. К примеру, Иосиф Лукашевич издал написанные в тюрьме несколько томов под названием «Элементарное начало научной философии», а за опубликованное исследование «Неорганическая жизнь земли» даже получил Золотую медаль от Русского Императорского Географического общества и премию от Русской Императорской академии наук. А ведь польский еврей Иосиф (Юзеф) Лукашевич (1863–1928)

 — один из организаторов «Террористической фракции партии «Народная воля»» и за участие в подготовке покушения на Императора Александра III был приговорен к смертной казни, замененной бессрочной каторгой. Но уже в 1905 г. вышел на свободу; воистину либерализм царской пенитенциарной системы не имел себе равных во всем мире.

Еще одна большевичка-фанатичка Вера Фигнер (1852–1942) называла тюрьму «Парнасом» за то, что у многих сидевших там просыпались поэтические таланты. Кстати, эта преступница изучила в неволе итальянский язык, а ее товарищи, часто говорившие на двух иностранных, учили новые языки, «в том числе такие, знакомство с которыми было мало распространено в России», но которые могли пригодиться этим фанатикам в деле Мировой революции. Пока одни учились в тюрьме, другие переводили монографии и труды, в том числе и марксистские. Один из «потерпевших» назвал 15 лет своего пребывания в тюрьме «тихой работой в каком-то культурном уголке». Другой из сидельцев о себе и своих товарищах вспоминал, что «ими было прочитано в тюрьме так много, как едва ли многими на свободе» (то же самое о себе скажет и Гитлер).

Люди, «вырванные царизмом на долгие годы», сидели в заведениях, ставших «своего рода университетами» (по М. Гер-нету; см. его труды «Истории царской тюрьмы» в 5 томах).

Вся эта «лафа» описана также в воспоминаниях В. И. Ленина и Н. К. Крупской, а также других столпов марксизма-ленинизма, ненавидевших царизм даже за то, что вся система наказаний этого державного строя зиждилась «на сохранении человеческого достоинства».

Если присмотреться к фотографиям большевиков в годы их пребывания в царских тюрьмах или в ссылке, напечатанных в многочисленных советских источниках, можно поразиться тому, как чисто они выглядят, как аккуратно одеты, мужчины — в костюмах и часто при галстуках. Фотографии фюрера времен его пребывания в Лансберге-на-Лехе идентичны. Тревоги и напряжения в лицах нет, изображенные на фото — спокойны, иногда раздумчивы и многозначительны. Вот Гитлер в окружении товарищей за столом, накрытом скатертью, на которой горшок с цветами; вот он на фоне лаврового венка; у зарешеченного окна (вспомните гневную ассоциацию классического стихотворения, заучиваемого нами на память в школе: «вскормленный в неволе орел молодой…» и представьте «узников» «проклятого царизма»); вот он же за чтением свежей прессы…