– Эй, ты там цел? – крикнул сосед снизу.
– Я что-то уронил, – Лео нагнулся, ощупывая нечто громоздкое, перегородившее дорогу, похожее на обтянутый тканью шкаф.
Зашаркали шаги, вспыхнул огонек зажигалки.
– Ты поосторожней. – Сосед поднимался, освещая дорогу пляшущим от сквозняка огоньком. – Разобьешь – Ганна тебя возненавидит. Давай поднимем, пока она не вышла и не разоралась.
– Что это? – Лео никак не мог сообразить, что это за огромный пустой короб странной формы, кое-как обтянутый темной материей.
– А то не видишь. – Огонек мигнул, сосед снова крутнул колесико, нагнулся. – Берись с той стороны, поставим на попа, как стояло.
В голове у Лео медленно и тяжело повернулись ржавые колеса, и в сердце кольнуло – да так больно, что онемела левая рука.
Они с соседом вернули крышку в вертикальное положение.
– Что же, – голос у Лео сел, пришлось откашляться, – что же, денег так ни у кого и не нашлось?
– Да наскребли, – сказал сосед. Зажигалка догорела, и теперь они стояли в темноте. – Толку-то. Когда этот коновал приперся, лечить уже было некого. А ты, может, все же зайдешь? Помянем.
– Я не знал ее.
– Э-э… – в темноте сосед махнул рукой, – какая разница, знал или нет… Бог даст, нас тоже кто-нибудь когда-нибудь помянет.
Если сейчас начну поминать, то к утру забуду, зачем я тут вообще нахожусь. Буду сморкаться в майку соседу и каяться, что, мол, трус я малодушный, ведь мог, а не сделал, побоялся сам попасться и дело провалить. И что отца, и маму, и братьев похоронил – и все из-за малодушия, из-за желания в стороне остаться, не влезать в чужие дела. Да какое «похоронил», там и хоронить нечего было, даже близко не подойти: трансцендент и воронка с первичным бульоном – вот и все, что от них осталось. И что теперь бегать, суетиться, пытаться что-то исправить… бессмысленно. Никого уже не вернешь.
Никого не вернешь.
– Спасибо, – пробормотал Лео подавленно, – пока не могу себе позволить. В выходные, может быть.
Глава 7
– Молодой человек, ваши документы.
Голос раздался за спиной, и Лео, только что вошедший в ворота школы, вздрогнул. Обернулся, холодея.
Дорогу обратно, на свободу, загородили двое в серых шинелях, на воротниках и на околышах фуражек блестели эмалевые значки «лучезарной дельты», всевидящего ока.
Надзор!
Пальцы сами немедленно сложились в начало глифа аэр фла́геллум[14]
, и Лео стиснул кулаки, сдерживаясь невероятным усилием.– В чем дело, господа? – голос у него заметно сел. – Я преподаю в этой школе, я учитель. Пришел на урок.
– Очередное убийство у вас. – Один из эмэновцев приложил к виску два пальца: – Младший лейтенант Магического Надзора Богумил Мицкевич. Покажите документы и проходите. Посторонних не пускаем.
Только сейчас Лео заметил, что оружия эмэновцы не доставали и вообще лично ему не угрожают. За плечами у них маячила скорбная физиономия сторожа.
– Боже мой, – пробормотал он, добывая паспорт из внутреннего кармана. – Опять! Кого убили?
– Старика какого-то. – Эмэновец глянул на фото, в журнал, который услужливо раскрыл перед ним сторож, и кивнул. – Преподавателя. Все в порядке, господин Грис, проходите.
– Как же так? У нас ведь инквизиция днюет и ночует.
– Вот под носом инквизиции и прихлопнули. Проходите, там все узнаете.
Лео пересек засыпанную раскисшим листьями площадку – после смерти Дедули некому было почистить двор – и поднялся по ступеням.
Хорошо только одно – на сей раз труп нашел не Лео. Но пропасть же пропащая, что же это творится! Инквизиции мало было, теперь еще Надзор примется все вынюхивать.
В холле, между колонн, прохаживалась еще пара эмэновцев, часть коридора между большим зеркалом и дверями на лестницу была огорожена желтой лентой. На кафельном полу виднелся очерченный мелом силуэт и несколько размазанных темных пятен. Лео не стал подходить.
В другом конце коридора, у второй лестницы, около стенда с расписанием и объявлениями рыдала географичка в халате и тапочках.
– Госпожа Ковач! – Лео поспешил к ней. – Госпожа Ковач, что стряслось? Кого убили?
Географичка всхлипнула, развернулась и повалилась Лео на грудь.
– Миленький, миленький, вы только гляньте! Ало… Ало… Алоиза-то за что? Никого не трогал, век доживал, он же был бес-по-мощ-ный! За что его?
С фотографии, приколотой поверх расписаний, строго смотрел Алоиз Лемман, преподаватель физики и начальной артефакторики. На коричневатом довоенном фото Лемман выглядел весьма представительно и вовсе не беспомощно, но когда это было? Сейчас из него песок сыплется… впрочем, уже весь высыпался.
– Как? Что с ним случилось, госпожа Ковач?
– С лестницы скинули, вон та-ам, видите? Прям на середину коридора выкатился-а-а… перелом основания че… че-ре-па-а-а-а, и затылок вдребезги-и-и… Но… но… ночью упал.
Лео пошарил в карманах и вручил хлюпающей Ковач платок, в который она благодарно зарылась.
– Он же дежурил этой ночью, да?
– Н-нет, дежурили Викториус и Ри… Рита, а Ал-алоиз задержался в классе. Что-то клеил, красил, стен… стенды обновлял. Он всегда так ответственно относится… к наглядным пособиям!
– Почему вы говорите, что сбросили, может, сам оступился?