На излете XIX столетия именно такие субъекты определяют стиль нарождающейся эпохи. «Я так вижу», «Я так слышу», «Не мешайте мне самовыражаться» — отныне принципы больного времени. Слова отделяются от значений. Кривую линию можно объявить прямой. Доктор Фрейд собирает обильную жатву, копаясь в мозгах своих пациентов, а магистру Грушевскому приходит в голову революционная мысль: если история наука о фактах, то почему бы не плюнуть именно на факт?
Честно говоря, ничего другого ему и не оставалось. Ибо если можно взять отсутствие таланта за эталон, то будущее «светило» украинской науки — выдающаяся бездарность! «Мыслей в голове нет, писать нечего, туман в голове какой-то, — признается гимназист шестого класса Мишенька Грушевский в своем дневнике и делает вывод. — Закрою-ка я лучше тетрадку»…
Увы, не закрыл!
Юношеский дневник этого честолюбца — вообще прекомичнейший документ! Страница по-русски, наполненная самым обычным нытьем подростка, жалующегося на гимназическую скуку: «Что делать, проклятая казенщина заедает»…Саморазоблачительные признания о своем внутреннем мире: «Животные инстинкты совершенно господствуют над духовной деятельностью». Тут же развязное откровение на суржике: «Словесність мужицька часом лучче над іскусственну» А вслед за ней такой же малограмотный упрек классику: «Вже на що майстер були пан Гоголь, але ж іго оповідання з биту українського не теє щось»…
Спрашивается: разве молодому человеку знаком этот быт? Ведь он не только не знает по своему общественному положению сына государственного чиновника жизни украинского крестьянина, но даже не владеет его наречием, в чем сам абзацем ниже откровенно признается: «Перечел я вчера свое писанье — плохо владею я языком — многих слов не знаю, выразить не могу мыслей имеющихся у меня запасом. Но что делать — необходимо, насколько можно, упражняться в языке. Уже и так громадный вред мне принесло то обстоятельство, что детство я провел на Кавказе, вдали от родины, среди инородцев». Но в этом весь Грушевский. Малоросса видел в основном в учебнике по географии, но глубоко убежден, что рассказы Гоголя — «не теє щось». Сам бы написал лучше. Да вот беда! Не знает «малороссийского языка». Вывод: «Меж тем знать язык малороссийский я должен, при невозможности изучать его не практике довольствоваться теми немногими способами, которые находятся в моем распоряжении — чтением малороссийских книг, изложением на малороссийском языке и проч.».
Фактологическая строгость тем не менее вынуждает нас признать — украинскому языку Михаил Сергеевич так и не научится. До конца жизни русским он будет владеть куда более свободно. Любая бумажка, написанная им на «великом и могучем», вполне удобочитаемая. Конечно, не Пушкин. Но нигде — ни в полиции, ни в университете на непонимание Грушевского не жаловались.
Украинские же «перлы» академика звучат как наглая издевка над «солов’їною мовою». Читая Грушевского, и не поверишь, что она вторая по благозвучности после итальянской. Просто терновые «заросли» какие-то: «Ось от того, про мене, ми до Москви у неволю попали, що вискочив з неволі лясської, до Москви почали присикуватись, а якби пан Зiновiй (це вже тут вiн й не дуже винен) перше улагодивсь гарненько у себе дома, добре Украйну арештував (?), то й не було б цього нiчого»…
Белиберда какая-то! «Добре Украйну арештував» — это что значит? Арестовал? Но как можно арестовать целую страну? И кого, извольте спросить, назначить ее охранять, чтобы не сбежала? Ногайских татар?
Но что вы хотите от человека, честно признавшегося, что он плохо владеет украинским языком! Попробуйте-ка сами написать историю папуасов, не зная папуасского. Не получается? То-то и оно… А Грушевский, толком не зная украинского, «Историю Украины-Руси» все-таки написал. Что из этого вышло — другой вопрос. Бывший заместитель Михаила
Сергеевича по Центральной раде Сергей Ефремов, знавший украинский язык в совершенстве, к примеру, просто за голову хватался, жалуясь на «безмежну нудоту, яка охоплює, коли читаєш його праці. Фактів навергало силу силенну, а серед них жодної Аріадниної нитки… До того ж розволіклість, пережовування десятками разів (буквально!) одного і того самого».
Бедный Ефремов! Мы-то, почитав, страницу, можем отложить труды Грушевского оптом, чтобы перевести дух. А он вынужден был штудировать том за томом, силясь постичь загадку интеллекта своего шефа. А попадается там такое…
Главное дочитать, выковырять, как говориться, «изюминку». «Голова, — пишет об антропологическом типе украинцев Михаил Сергеевич, — і абсолютно, і в відносинах до зросту — невелика (теж і внутрішність черепа) чоло і ніс теж, нижня третина лиця має в порівнянні більші розміри. Иноді помічаються досить високі, випуклі щоки і широкий відступ межи очима, трохи низьке перенісся…» (Грушевський М. Історія України-Руси, т. I, с. 559).