Тайная лавка ядов

Тут я остановилась. Десять лет назад я получила в колледже диплом по британской истории. Оценки у меня были приличные, но меня всегда больше интересовало то, что оставалось за пределами учебников. Сухие, формальные главы просто не интересовали меня – в отличие от заплесневелых старинных альбомов, хранившихся в архивах старых зданий, или оцифрованных выцветших эфемер, театральных программок, данных переписей, списков пассажиров, которые я находила в сети. Я часами могла рассматривать эти на первый взгляд бессмысленные документы, пока мои однокурсники встречались в кофейнях, чтобы заниматься. Я не могла связать свои необычные интересы ни с чем конкретным, просто знала, что обсуждение гражданских революций и жадных до власти мировых лидеров нагоняло на меня зевоту. Для меня очарование истории состояло в мелочах давно ушедшей жизни, в нерассказанных тайнах обычных людей.

– Кое-что читала, да, – сказала я.

Конечно, мне нравились многие классические британские романы, я запоем читала их в школе. Временами я жалела, что не пошла на филологический, казалось, это больше соответствовало бы моим интересам. Чего я не сказала, так это того, что не читала ничего из викторианской литературы – или, если на то пошло, никого из своих прежних английских любимцев – уже много лет. Если бы наш разговор закончился викториной, я бы позорно провалилась.

– Ну, они все рассказали о мадларкерах – об этих бесчисленных душах, рыщущих у реки в поисках чего-то старого и ценного. Можно промочить ноги, но нет лучшего способа погрузиться в прошлое. Прилив, потом отлив – каждый раз на берег выносит что-то новое. Милости просим к нам на экскурсию, если хотите приключений. С новичков денег в первый раз не берем. Мы будем с той стороны вон тех кирпичных зданий, вон там… – показал он. – Ищите спуск к реке. Группа собирается в половине третьего, когда начинается отлив.

Я улыбнулась ему. Несмотря на неряшливую внешность, его ореховые глаза лучились теплом. За его спиной качалась на скрипучей петле деревянная вывеска «Таверна Олд Флит», соблазняя меня зайти.

– Спасибо, – сказала я, – но я как раз иду… на другую встречу.

По правде говоря, мне нужно было выпить.

Он медленно кивнул:

– Хорошо, но, если передумаете, мы будем работать где-то до половины шестого.

– Удачи, – пробормотала я, перевешивая сумку на другое плечо и полагая, что больше никогда не увижу этого человека.

Я зашла в полутемный, сырой паб и угнездилась на высоком кожаном стуле у барной стойки. Наклонившись вперед посмотреть, какое есть разливное пиво, я передернулась, потому что угодила локтями во что-то мокрое – пот или эль, пролившийся до моего прихода. Заказала «Боддингтонс» и нетерпеливо ждала, пока поднимется до края бокала и установится кремовая пена. Наконец сделала большой глоток. Я была слишком вымотана, чтобы обратить внимание на то, что у меня начинает болеть голова, что пиво тепловатое, а в животе слева зреет спазм.

Викторианцы.

Я снова подумала о Чарльзе Диккенсе, имя писателя отозвалось у меня в ушах, словно имя бывшего парня, которого с приязнью позабыл, – интересный чувак, но недостаточно многообещающий, чтобы связываться всерьез. Я многое у него читала – особенно любила «Оливера Твиста» и еще «Большие надежды», но ощутила укол неловкости.

Послушать того мужчину у бара, викторианцы «все рассказали» об этом мадларкинге, а я даже не знала, что означает это слово. Если бы рядом был Джеймс, он бы точно стал надо мной подшучивать из-за этого промаха. Он всегда шутил, что я «пересидела университет в книжном клубе», допоздна зачитываясь готическими сказками, хотя, по его мнению, мне бы стоило побольше анализировать академические журналы и работать над собственным дипломом об исторических и политических волнениях. Только в таких исследованиях, говорил он, и состоит польза от диплома по истории, потому что тогда можно заняться академической работой, писать докторскую и стать профессором.

В каком-то смысле Джеймс был прав. Десять лет назад, после выпуска, я быстро поняла, что мой диплом бакалавра не дает тех же перспектив, что диплом Джеймса по бухгалтерскому учету. Пока тянулись мои бесплодные поиски работы, он легко получил высокооплачиваемую должность в бухгалтерской фирме из Цинциннати, входившей в «большую четверку». Я отправила резюме в несколько местных школ и общественных колледжей, но, как и предсказывал Джеймс, они все предпочли магистров или кандидатов наук.

Я сочла то, что меня отвергли, возможностью продолжить обучение. Вся на нервах, я начала оформлять документы в магистратуру Кембриджа, всего в часе езды к северу от Лондона. Джеймс был неколебимо против этой идеи, и я вскоре поняла почему: всего через пару месяцев после выпуска он отвел меня на дальний конец пирса, выходившего на реку Огайо, опустился на колено и со слезами на глазах попросил стать его женой.