Тайная помолвка

Антуанетта не противилась больше. Дрожащими руками она заплела длинные косы Валерии, затем обе они, накинув на себя шелковые бурнусы и прикрыв головы черными кружевными шарфами, тихонько направились в сад.

Через калитку, которая запиралась на замок изнутри, вышли они на улицу, остановили первого попавшегося им извозчика и велели везти себя на улицу, примыкавшую к саду банкира.

Дорогой они не обменялись ни словом. Душевное состояние Валерии затмило ее рассудок. Слабая и нервная от природы, молодая графиня была лишена разумной любимой матери, которая сдерживала бы и направляла порывы ее характера. Старая родственница, воспитавшая сироту, педагогическими способностями не обладала, и потому Валерия не могла приобрести чувство того душевного равновесия, которое служит нравственной уздой, сдерживающей минутные вспышки.

Антуанетта тоже с детства осталась сиротой; это была честная, прямая, отважная натура; опасность имела для нее какую-то прелесть, и она любила решительные меры. В эту минуту сердце ее сильно билось; она сознавала, что принимает участие в таком деле, которое не должна была допустить; но романтическая сторона этого поступка прельщала ее, надежда спасти Рудольфа, устранив вместе с тем компрометирующее супружество, победила ее последние колебания.

Экипаж остановился, они вышли, приказав кучеру ждать их на углу улицы, и почти бегом направились к калитке, которая действительно была открыта.

– Подожди меня здесь, у входа, и моли Бога, чтоб он мне помог! – сказала Валерия, пожимая руку подруги, и, не дожидаясь ответа, вошла в темную аллею, окаймленную вековыми деревьями.

С каким отчаянием Валерия решилась идти вперед, стараясь ориентироваться в густых аллеях незнакомого ей сада, чтобы найти дорогу к дому. Вдруг она очутилась на открытой лужайке, освещенной восходящей луной, и остановилась. Фонтан в мраморном бассейне был окружен цветниками; мелкие тропинки извивались меж группами кустов, деревьев и статуй и вели к террасе, примыкавшей к дому. На этой террасе, тоже украшенной растениями, облокотясь на стол, заваленный книгами и бумагами, сидел человек; лампа ясно освещала его задумчивое лицо. Возле стола лежала большая собака, вытянувшись на циновке.

Валерия остановилась, словно прикованная к земле, и, шатаясь, оперлась на пьедестал статуи. О чем думал этот ужасный, ненавистный человек? О своем отце, убитом перспективой крещения сына, или о новых способах уничтожить, унизить людей, обреченных им на жертву?.. Вся напускная ее храбрость мгновенно исчезла. Говорить с Самуилом, унижаться перед ним ей было стыдно и страшно; нервная дрожь охватила ее, она повернулась, чтобы бежать прочь, но тонкий слух собаки уловил шелест шелкового платья, скользнувшего по каменному пьедесталу; она поднялась, прыгнула в сад и с бешеным лаем кинулась на молодую девушку, оцепеневшую от испуга. Самуил с удивлением поднял голову и крикнул собаку; но так как она не услышала и лаяла, он сошел в сад и, увидев женщину, на которую собака продолжала кидаться, подбежал к ней, крикнул: – Прочь, Марс! – и схватил пса за ошейник.

С изумлением всматривался он в незнакомку, стоявшую неподвижно около статуи, костюм которой обличал женщину порядочного круга.

– Кто вы и как сюда попали? – спросил он.

Не получая ответа, он пожал плечами.

– Вы немая? Что вам здесь надо?

– Вас, – отвечала Валерия, выступая вперед и сбрасывая с головы кружевную косынку.

Ею снова овладела та отчаянная решимость, которая привела ее сюда. Узнав Валерию, Самуил отступил назад, как громом пораженный.

– Вы здесь, графиня, и в такую пору? О, я чувствую, что не мир принесли вы мне.

– Вы ошибаетесь, г-н Мейер, я именно пришла предложить вам мир, если вы желаете его принять, – отвечала Валерия тихим голосом. – Умоляю вас, дайте отцу отсрочку, чтобы он имел возможность уплатить долг, и я всю жизнь буду благодарна вам. Я пришла умолять вас об этом! – И она с мольбой протянула к нему руки.

Самуил не сводил взгляда с прелестного лица, которое от волнения стало еще краше; но при ее последних словах он нахмурился.

– Я вижу, графиня, – сказал он глухим, но спокойным голосом, – что ваш отец все сказал вам, значит вам известно, что в ваших руках – спасение вашей семьи.

– Но какой ценой? То, что вы требуете, – невозможно.

Молодой человек горько улыбнулся.

– Что делать! Счастья всегда трудно добиваться! А вы думаете, что я меньшей ценой приобретаю ту, которую безумно люблю?

– Ах, пожертвовать золотом или продать свою душу, разве можно сравнить одно с другим? – прервала его Валерия. – Вы ни во что не ставите унижение и душевную муку целой жизни, вы, который рискует только деньгами. Конечно, для человека вашей расы эта жертва самая тяжелая, и я удивляюсь, что вы настолько уклонились от обычного пути и полюбили разорившуюся христианку, – заключила она презрительно.