Тайная помолвка

– Ах, как хорошо, что заехала пораньше, хоть развлечешь, по крайней мере, мою фею, которую я покидаю на целые сутки.

– А как себя чувствует Валерия?

– Прекрасно. Она спала, не просыпаясь, и за ночь настолько окрепла, что согласилась даже ехать в понедельник в оперу, послушать Патти в «Лючии». Я надеюсь, что ты с мужем поедешь с нами.

– Конечно, с удовольствием. А теперь торопись, не то опоздаешь и попадешь под арест, – смеясь, прощалась она.

Валерию она нашла в будуаре. Это был чудный уголок, обтянутый белым, затканным серебром атласом и уставленный цветами. Лежа на диване, молодая княгиня перелистывала подаренный мужем альбом с портретами всех знаменитых артистов. Увидев графиню, просияла радостной улыбкой и усадила дорогую гостью рядом на диван.

– Благодарю, что приехала разделить мое одиночество. Взгляни, какой интересный альбом подарил мне Рауль. Хочешь смотреть или будем болтать? Я вижу по твоим глазам, – сказала Валерия подруге, – что ты хочешь рассказать мне что-то интересное.

Графиня встала, заглянула в комнату рядом и села на место.

– Ты не ошибаешься, я имею нечто сообщить тебе, но так как это скорей тяжелое, чем интересное известие, то я воспользовалась отсутствием твоего мужа, чтобы ты имела время прийти в себя от волнения, которое несомненно возбудит в тебе неожиданная новость.

Нервная дрожь пробежала по лицу Валерии.

– Что ты хочешь сказать? – спросила она, с тревогой взглядывая на нее. – Что-нибудь о… Самуиле? Умоляю тебя, не томи меня. Я не могу выразить, как меня мучает мысль о нем… Что-нибудь случилось с ним?.. Он заболел?

– Нет-нет, успокойся, дорогая моя. Самуил здоров, и то, что он теперь сделал, освобождает тебя от всякого упрека совести: он женился!

Она выпрямилась с таким проворством и силой, на которые не была, казалось, способна несколько мгновений перед тем.

– Женился!.. – вскрикнула Валерия. – Он осмелился это сделать?!

Глаза ее сверкали, и щеки горели, досада и ревность душили ее. Затем она бессильно опустилась на подушки…

Антуанетта подробно рассказала ей все, чему была вчера свидетельницей. Она знала, что вонзает нож в больное сердце Валерии, но надо же было ее излечить. Давая ей по капле испить эту горькую чашу, она надеялась ускорить исцеление.

– Я должна еще сказать тебе то, что нам ранее не было известно, – присовокупила графиня. – Вчера, когда Марта принесла мне твою записку, я спросила ее, так как ее жених камердинер у Мейера, не знает ли она, на ком женился банкир. И она мне сказала, что во время болезни Самуила биржевой маклер Зильберштейн со своим сыном ходили за раненым и, как только тот выздоровел, он тотчас же был помолвлен с Руфью, дочерью Зильберштейна. Когда Марта сообщила тебе, что он жив, Самуил уже с неделю был объявлен женихом, но в своем волнении она забыла тебе сказать о его помолвке.

– А я, безумная, так обвиняла себя, когда уже забыта им. И он, изменив мне, еще позволил себе быть моим судьей, требовать оправдания и осквернять меня своими поцелуями, будучи уже связан с другой!

Она встала и в лихорадочном волнении стала ходить взад и вперед по комнате. Потом вдруг остановилась перед графиней и спросила у нее неуверенным голосом:

– А эта еврейка, на которую он меня променял… красива?

– Да, она чудо, как хороша, – откровенно отвечала Антуанетта. – Вероятно, Самуил понял свое безумие и выбрал себе в невесты эту прелестную соотечественницу. И ты, Валерия, со своей стороны должна вырвать из своего сердца эту страницу своего прошлого. Этот страстный и мрачный человек явился в твою жизнь, как тяжелый сон; он стоил тебе стольких страданий и слез, что Бог наконец сжалился над тобой. А теперь, когда Мейер образумился и женился, ты можешь без малейшего укора совести забыть его, отдать свое сердце Раулю. Взгляни! – она указала на большой портрет Рауля, висевший над бюро. – Этот привлекательный благородный человек принадлежит тебе, любит тебя страстно, и тысячи женщин завидуют тебе и твоему счастью. Приди же в себя, вспомни гордость твоего древнего и знатного рода. Как княгиня Орохай, ты занимаешь теперь подобающее место, и как бы ни был хорош Самуил, ему, право, можно предпочесть такого человека, как Рауль.

Валерия слушала с пылающим лицом. Ревнивые, досадные слезы блестели на ее глазах, и она проворно отерла их.

– Ты права, – сказала она, бросаясь в объятия Антуанетты. – Я должна и хочу забыть этого дерзкого человека, который втерся в мою жизнь и отравил ее. Я всей душой отдамся Раулю, чтобы искупить перед ним нравственную вину. Он такой добрый и такой великодушный, что это будет не трудно.

– Вот это разумно, – ответила графиня, целуя ее в свою очередь. – Но теперь успокойся. Рауль сказал мне, что в понедельник вы едете в оперу, и пригласил нас. Выступает Патти, театр будет полон, конечно, и множество любопытных глаз будет обращено на тебя. Я бы желала, чтобы ты явилась в свет в полном блеске своей красоты. К счастью, сегодня лишь вторник, и ты будешь иметь довольно времени, чтобы совершенно оправиться. В каком туалете ты хочешь ехать?