Сейчас, когда и время переработки сахарного тростника, и праздники были позади, в доме царил относительный покой, вернулись обычные для этих мест безмятежность и неспешность. Однако мефрау ван Аудейк, Тео и Додди, приехавшие на празднования, остались погостить в Патьяраме еще несколько дней. У большого стола, на котором стояли стаканы с сиропом, лимонадом и виски-содой, широким кругом сидела большая компания: все в основном молчали, покачиваясь в креслах-качалках, и лишь изредка переговаривались. Мефрау де Люс и мефрау ван Аудейк беседовали по-малайски, но совсем чуть-чуть: на всех этих людей в их креслах-качалках снизошла тихая, благодушная скука. Странно было видеть настолько разные лица: молочно-белая красавица Леони рядом с желтой сморщенной раден
-айу, Тео, по-голландски белокожий и светловолосый с полными чувственными губами, унаследованными от матери, Додди, как распустившаяся роза со сверкающими искрами в черных зрачках, сын-директор Ахилл де Люс – крупный, сильный, темнолицый, думающий только о механизмах и семенах для посадки на будущий год; второй сын, Роже, небольшого роста, поджарый, темнолицый – бухгалтер, думающий только о прибыли в этот год, с женой-армянкой; их старшая дочь, уже далеко не юная, глупая, некрасивая, темнолицая, со своим стопроцентно голландским мужем, похожим на голландского крестьянина; другие сыновья и дочери, с кожей всех мыслимых оттенков коричневого цвета, все похожие друг на друга, окруженные детьми, внуками, многочисленными бабу, маленькими золотыми приемными детьми, тут же попугаи и канчиль. И все эти люди, дети и животные были овеяны благодушием совместного времяпрепровождения, и еще их объединяла общая гордость основательницей рода – принцессой Соло, благодаря которой их головы окружал бледный ореол яванского аристократизма, причем армянская невестка и круглоголовый голландский зять гордились этим ничуть не меньше других.