Она сняла кимоно и саронг и, обнаженная, глянув в зеркало, увидела свой молочно-мягкий силуэт, округлые формы женщины, знающей любовь. Светлые волосы сияли золотом, жемчугом светились плечи, шея; жемчуг переходил в тень между ее небольшими грудями. Она приподняла волосы, восхищаясь, изучая, упруго ли ее тело, не пролегла ли где-нибудь малейшая морщинка. Одно бедро казалось более выпуклым, потому что она опиралась на эту ногу, и в свете лампы длинная белая линия скульптурно очерчивала бедро, колено, голень и далее рассеивалась над ступней… Но Леони резко опомнилась и прекратила себя рассматривать: надо спешить. Быстро связала волосы узлом и обмазалась мыльной пеной, затем, взяв ведерко, полила себя водой. Длинными широкими струями вода тяжело стекала с ее тела, и точно полированный мрамор, блестели плечи, груди и бедра в свете неяркой лампы. Но она заспешила еще больше, когда посмотрела на окна под самым потолком, опасаясь, как бы в них не залетели летучие мыши… Да, впредь она будет принимать ванну пораньше. За окном уже была ночь. Леони поспешно вытерлась грубым полотенцем. Быстро натерлась белой мазью, которую готовила для нее Урип, волшебным средством для поддержания молодости, гибкости, упругой белизны кожи. И в этот миг увидела на бедре маленькое красное пятнышко. Она не обратила внимания, подумав, что это что-то, что было в воде, листок или мертвое насекомое, и смахнула его. Но продолжая натираться мазью, увидела два-три пятна побольше, темно-малинового цвета, у себя на груди. Ее бросило в холод, не знающую, не понимающую. Она стерла и эти пятна, взяла полотенце, на котором от пятен остались грязные разводы, похожие на густую кровь. Она дрожала всем телом, с головы до пят. И внезапно она увидела. Из всех углов купальни, как и откуда – неясно, в ее сторону летели плевки, сначала маленькие, потом больше и больше, словно из слюнявого рта, полного пережеванного бетеля. Сотрясаемая ледяной дрожью, она закричала. Плевки, крупные, как пурпурные медузы, утолщались, попадая на ее тело. Оно уже полностью покрылось кашеобразной красной грязью. Один плевок попал ей на спину… На зеленоватой белизне пола отвратительные плевки растекались, расплывались по поверхности воды, не успевшей еще утечь. Они загрязнили также воду в ванне, растворяясь и расползаясь по ней во все стороны. Сама Леони была вся перепачкана красным, запятнана грязно-киноварным позором, схаркнутым и выплюнутым на нее невидимыми глотками, жующими бетель, которые из углов купальни целились ей в волосы, в глаза, в груди, в живот. Она кричала и кричала, обезумев от необъяснимости происходящего. Она бросилась к двери, хотела ее открыть, но что-то случилось с ручкой. Ибо замок не был заперт и засова никакого не было. В спину ей продолжали лететь плевки, с ягодиц капала красная масса. Она кричала и звала Урип и слышала, как с той стороны, на улице, ее служанка тянула и дергала дверь изо всех сил. Наконец-то дверь подалась. В отчаянии, обезумевшая, голая, перепачканная, она упала на руки своей служанки. Слуги сбежались со всего дома. Из задней галереи приближались ван Аудейк, Тео, Додди. Полностью потеряв рассудок, выпучив глаза, она застыдилась – не своей наготы, а красной слякоти на теле… Служанка схватила кимоно, тоже перепачканное, с ручки двери и накинула его на хозяйку.
– Не подходите ко мне! – кричала та в отчаянии. – Не приближайтесь! – орала она, как сумасшедшая. – Урип, Урип, отведи меня в бассейн! Лампу, лампу… в бассейн!
– Что случилось, Леони?
Она не хотела рассказывать.
– Я… наступила… на жабу! – выкрикнула она. – Я боюсь… негодяев! Не подходите! Я голая! Не приближайтесь, не приближайтесь ко мне! Лампу, лампу… принесите же лампу… в бассейн! Нет… Отто! Не приближайся! Все-все уйдите! Я голая! Уйдите! Бава…ла…а…а…мпу[74]
!Слуги бегали туда-сюда. Один из них отнес лампу в бассейн.
– Урип! Урип…
Она ухватилась за служанку.
– Они оплевали меня… бетелем! Они оплевали… меня… бетелем! Они… оплевали… меня… бетелем!!!
– Тихо,
– Вымой меня, Урип! Урип… у меня в волосах, у меня в глазах… О Гоподи, я чувствую этот вкус во рту!
Она отчаянно разрыдалась, служанка потащила ее за собой.
– Урип… сначала проверь… вдруг они и там… плюются… в бассейне!
Служанка вошла в помещение бассейна, дрожа.
– Все в порядке,
– Давай скорее, искупай меня, помой меня, Урип…
Она сбросила кимоно; при свете лампы стало видно, что ее красивое тело перепачкано чем-то, похожим на грязную свернувшуюся кровь.
– Урип, помой меня… Нет, не ходи за мылом… Одной водой… Не оставляй меня одну! Урип, помой меня здесь… Сожги кимоно! Урип…
Она нырнула в бассейн и принялась изо всех сил плавать туда-сюда; служанка, полуголая, тоже зашла в воду, пыталась ее вымыть…
– Скорее, Урип… скорее, только самую грязь… Я боюсь! Сейчас… сейчас они начнут плевать и здесь… Идем в мою комнату, Урип… и помой меня еще раз, в комнате, Урип! Скажи, чтобы все ушли со двора! Я не хочу надевать это кимоно. Скорее, Урип, я хочу скорее уйти отсюда!