Парнишка выбрался по металлоконструкциям на крышу и глянув, что преследователь не больно-то отстаёт, кинулся во всю прыть по крыше, стремясь ускользнуть в лабиринтах пакгаузов, но не тут-то было, конечно мальчишка был лёгок на ногу, но и советник отнюдь не зарос жирком. Другой вопрос, что того надо брать живьём, а то давно бы уже пристрелил и не мучился, парень нёсся как олень, перескакивая надстройки и трубы, стремясь к следующей крыше, куда он бодро перепрыгнул. Эрик заметно тяжелее, но столь же уверенно перепрыгнул на другой пакгауз и продолжил преследование, радуясь, что мальчишка не убегал, а решил поглядеть как он справится с прыжком. Следующий пакгауз отстоял заметно дальше, скакать надоело, парня надо было как-то тормознуть, на крыше валялось множество мусора, однако ничего такого, чем можно было бы запустить, даже половинки кирпича не нашлось. Советник решил было кинуть в спину мальчишке драгоценный револьвер, однако заметил прислонённую к трубе палку с металлической оковкой, видимо оставшуюся от трубочиста, черенки ершей делали из отличной древесины, применяемой для копий, что позволяло её отлично метнуть, невзирая на отсутствие баланса. Копьями нынче не пользовались, конечно, однако в каждой школе сдавали норматив, а в университете была команда, куда Эрик когда-то входил.
Подхватив палку на бегу, советник прикинул расстояние и понял, что у него есть ещё буквально дюжина саженей, дальше парень добежит и прыгнет. Отведя импровизированное копьё, Эрик метнул его и попал мальчишке ровно между лопаток, тот вскинул руки и повалился на крышу, имевшую совсем небольшой уклон, так что далеко не укатился. Удар был сильным, да ещё неожиданным, сбилось дыхание, поэтому советник уже неторопливо настиг жертву и возблагодарив проведение, размотал с ремня конец и связал им мальчишку. Традиционно пограничники не носили наручников, предпочитая специальную верёвку, намотанную на ремень, вещицу полезную во всех отношениях. Придерживая не в меру прыткого сорванца, Эрик направился к ближайшей пожарной лестнице и двинулся к управлению, где уже собралась небольшая толпа железнодорожников и жандармов, они с интересом глядели на подошедших, в основном вопросительно на мальчишку, один из машинистов, надел ему потерянную фуражку.
— Это я паровоз угнал, — выдавил мальчонка из себя, — простите меня, никто мне здесь не помогал, отпустите их, им ещё разгрузку готовить.
— Капитан, — обратился советник к жандарму, — не будем тогда отвлекать господ, поедемте в управление, раз всё вроде разрешилось.
Гомонящие железнодорожники расходиться не торопились, вполголоса обсуждая происшествие, жандармы подогнали мобили и расселись в них, советник уселся с капитаном и мальчишку взял с собой. Капитан, увидев верёвку, хмыкнул и предложил наручники, Эрик в одно движение освободил пленника, а капитан жестом заправского фокусника защёлкнул браслеты на мальчишеских запястьях и пропустил цепочку в специальном креплении на двери. Парень совсем поник и глядел на проплывающие мимо пейзажи без всякого энтузиазма, хотя туман нехотя отступил, открывая местные красоты. Эрик же затеял с любезным капитаном фривольную беседу и так похохатывая над байками, они путешествовали, пока мальчишка не взорвался тирадой.
— Я ничего рассказывать не буду, я один всё устроил, — пытался выпрямиться он на сидении, но наручники этого не позволяли.
— Так уже рассказываете, молодой человек, — зевнул жандармский капитан, включаясь в игру.
— Больше ничего не скажу, — надулся парнишка.
— И не надо, принц и сынишка Корвинского уже давно всех заложили, вот отлавливаем последних, — сказал Эрик и отвернулся к капитану, — мы, когда приедем, им очную ставку с принцем устроим, его надо только из дворцового подвала наверх перевести в кабинет.
— Так принца император повелел в Воиборскоской крепости как политического держать, я мобиль пошлю, — подыгрывал капитан, краем глаза наблюдая за мальчонкой, — или может этого в крепость сразу, чтобы кабинет не пачкать?
— Ну, может он таки одумается, станет давать показания, мы оформим явку с повинной и тогда его отпустят под честное слово, а там как знать, может и на усмотрение отца наказание определят, без суда и позора? — как бы подумал вслух советник.