– Я случайно узнал… Прикинь, вернулся домой, а там Стасик голой задницей сверкает.
Он поморщился, и Алина успокаивающе погладила его по руке.
– Так ведь виноватым себя не посчитали ни он, ни она… Я взбеленился, полез морду бить… Он убегает и матерится. Машка верещит, что резаная… Он потом жалобу на меня накатал. И Машка поддержала. Мол, пьяным был, неправильно все понял… И в глаза глядя, заливает. Не было у них ничего. Дружеские посиделки и только. Ага.
Он выразительно хмыкнул.
На улице похолодало, и Алина усадила Макса на ступеньки. Ей самой хотелось плакать. Беспричинно. Горько. И это желание было совершенно неестественным. Алина прекрасно это осознавала, но справиться с ним не имела сил.
Она лишь шмыгнула носом.
– У меня и до того на службе были проблемы… Вот и написал заяву сгоряча. Потом уже начальство на попятную пошло, типа, миром все уладить. Я Стасику извинения принесу… Ага, он с моей женой спал, мозг выел, а извиняться мне? Послал я всех, куда подальше… Поначалу запил даже. Машку выгнал. Она все порывалась меня лечить. Вроде как это я псих. Крышу сорвало. А что она сиськами перед Стасиком трясла, так это натуру показывала. Он картину писать собрался. Дурака нашла… В суде нас мирить пытались. А как Машка поняла, что не прощу я, тут и объявила ревнивым придурком. Всем подружкам растрепалась, что я ее унижаю. Жизни не даю. Что даже бил… А я, чтоб когда-нибудь хоть пальцем!.. Веришь, Алин?
– Верю. Что ты там трогал?
В комнате дело.
В мастерской. Что там на Макса так подействовало. Он ведь прежде никогда не жаловался. Что бы ни происходило, не жаловался. А тут вдруг поплыл.
Он же, опустившись на ступеньки, прижался головой к коленям Алины.
– Если б ты знала, подруга дней моих суровых, как мне теперь тошно…
– Подозреваю. – Алина погладила Макса по голове. – Это пройдет.
Получилось не очень убедительно.
– Потом все вещицы вывезла… С мамашей приперлась, с папашей, тетками и дядьками. На весь дом ор стоял. Грозилась, что и квартиру отсудит, но тут ей облом вышел. Квартирка-то мне от бабки досталась. И до свадьбы нашей еще. Вот и хрен ей! Алинка-малинка, что ж нам в жизни-то так не везет?
– Понятия не имею.
Макс вздохнул.
– Что ты там трогал. Вспомни, пожалуйста? – Комок из слез таял, напротив, появлялась холодная злость. Да и вправду, сколько можно! Любому невезению есть свой предел.
– Ничего…
– Макс!
Он прикрыл глаза:
– Траванулся, да? То-то так штормит… Не боись, Линка, руки на себя накладывать не стану. Знаешь, а ведь и вправду ничего… Я вошел, свет очень яркий. Прям глазам больно. Комната огроменная. На подставках этих…
– Мольбертах?
– Во-во, пусто. Я прошелся, там чемодан стоял с красками. И еще такая ерунда, на которую краски выдавливают. Я потрогал… Твердые были. Сухие. Они долго сохнут?
– Смотря какие. – Алина попыталась мыслить рационально, благо злость здорово этому помогала. – Стасик старался использовать аутентичные…
– Чего?
– Современные краски продают готовыми. Покупаешь. Используешь. А когда-то художники сами делали краски. Растирали кристаллы, смешивали с маслом, и не только с маслом. Стасика увлекал процесс. А еще он утверждал, что краски по старым рецептам получаются более выразительными. Да и вообще, современные портреты надо писать современными красками, а вот если работать в стилистике того же Гойи, то и использовать стоит краски по его рецептам… Как-то так.
– Логично. – Макс почесал подбородок.
– И вот старые краски сохнут дольше. Некоторые – месяцами. Поэтому и готовые картины старались не перемещать поначалу. Да и вообще работа шла довольно медленно. Особенно когда вдруг появлялась необходимость доработать…
– Медленно. – Макс поднял руку, демонстрируя измазанные темной краской пальцы. – И краски сухие…
– И что?
– И вот возникает вопрос, Линка-малинка, если краски сухие, то, как ты говоришь, закончил картину он давно… Это логично. Марина еще когда преставилась. Тогда почему на картинке той, которая с голой бабой, они свежие?
Глава 16
В домик-мастерскую Алина все же вернулась, хотя Макс и пытался возражать, но порой с нею случались приступы упрямства. А теперь она твердо знала, что следует забрать эскизы.
В них ответ.
И еще в картине, которая так и висела в мастерской. Алина успела взглянуть на нее, но картина эта требовала большего, чем просто взгляд.
Никуда она не денется.
Или все-таки нет, если Макс ее трогал и краски влажные, то очевидно, что нанесли их недавно. Зачем? Сам Стасик решил исправить изображение? Вряд ли, он, влюбленный в свои творения во время работы над ними, по окончании, легко расставался с готовыми полотнами, как-то быстро и безвозвратно остывая к ним. И часто повторял, что постоянная переработка лишь вредит картинам.
Не стал бы он трогать то, что несколько месяцев как закончено.
А вот кто-то другой…
Кто-то, кто знал про яд. И про картину. И про то, что Стасик по-прежнему предпочитал уединение…
– Он ведь в мастерской повесился? – Алина протянула папку с эскизами Максу, который так и сидел на ступеньках. – Да?
– Да. Думаешь?..
– А ты сам-то…