Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 2

После личного осмотра полицейские проводили осмотр комнат, занимаемых обыскиваемым. Здесь тщательно осматривались все вещи. Особому вниманию подвергались постель, одежда, белье, мягкая мебель, где революционеры обычно зашивали нелегальщину. Тайники искали в печах, дымоходах, отдушниках, вентиляции и окнах. Тщательно осматривались шторы, драпировки, шкафы, комоды, сундуки, ящики и т. д. в целях обнаружения двойных стенок. С особым вниманием осматривались библиотеки, так как обычно в корешках книг революционеры тоже делали тайники. Внимательно осматривали также стены и полы для выявления пустот, где могли быть спрятаны вещественные доказательства.

В завершение осматривалась вся квартира и подсобные помещения, а также лица, находившиеся у обыскиваемого.

При обыске и досмотре отбирались записи, переписка, фотографические и визитные карточки, адреса, рукописи, книги и т. д. Вещи, не вызывавшие подозрений, и имущество передавалось тем лицам, которых указывали сами обыскиваемые. Вещественные доказательства, по возможности, пронумеровывались, укладывались и опечатывались с обозначением принадлежности и номера в описи. По результатам обыска и осмотра составлялся протокол, к которому прилагалась опись вещественных доказательств.

При взятии обыскиваемого под стражу принимались меры к сохранению его имущества. Личные документы отбирались, на них составлялась подробная опись, которая прилагалась к протоколу. По окончании следственных действий арестованный отправлялся в место заключения в сопровождении полицейского. Материалы следственных действий направлялись в охранное отделение.

Если обыск производился в отсутствии подозреваемого лица, то за квартирой устанавливалось наблюдение. Полицейский должен был доставить интересующее охранку лицо в участковое управление. Инструкция требовала от полицейского выражать свои требования в спокойной и вежливой форме, но в случае отказа использовать принудительные меры.

Как правило, полиция избегала единичных арестов, за исключением, когда в ее руки попадали руководители организации. Массовые аресты позволяли привлечь к дознанию сочувствующих, которые не были связаны партийной дисциплиной и заповедями конспирации и были более откровенны со следователями. Их было легче уговорить и запугать. После проведения задержания и следственных действий полиция приступала к допросу. Допрашиваемых рассредоточивали в разных помещениях, и следователи по определенному плану задавали вопросы. Иногда следователь сам излагал события, которые арестованный должен был подтвердить, или задавал вопросы.

При разработке на дознании использовался целый арсенал различных приемов. Секретный сотрудник Б. М. Долин вспоминал, что в 1903 г. он был приглашен в жандармское управление. Там «при помощи довольно искустного допроса» жандармам удалось получить подтверждение имени приятеля-бундовца Долина, которого жандармы подозревали в распространении литературы. Жандарм объявил Долину, что этот бундовец уже арестован и сам дал показания о распространении им нелегальщины и хранении ее у Долина на квартире (товарища Долина арестовали позже, взяв его с поличным).

Уже через две недели Долина опять вызвали в жандармское управление и, шантажируя тем, что расскажут арестованному бундовцу о предательстве Долина, предложили ему сотрудничать, и тот согласился[202].

Несогласованность ответов давала почву для дальнейших расспросов. Для того чтобы «расколоть» арестованного, использовался перекрестный допрос, во время которого дознаватели задавали разные вопросы.

Польский революционер Ф. Я. Кон приводил такой пример следственной разработки. Дознаватель задавал вопрос: «Не вели вы агитации среди рабочих, делая упор на чинимые полицией безобразия?». «Нет» – следовал ответ. «Одно вы уже признали: агитацию вели, но упора на безобразия полиции не делали»[203]

.

Зачастую допросы проходили одновременно с агентурной разработкой. К арестованному делалась «подсадка». Данные агентуры использовались следователями для направления допросов. Одним из самых обычных приемов жандармов было запугивание арестованных революционеров, а затем торжественное обещание полнейшей свободы. Когда жертва была достаточно «использована», т. е. дала «откровенные показания», и представляла оперативный интерес для полиции, ей предлагали перейти на службу в охранку в качестве сексота[204].

Но были случаи и другого рода. В 1938 г. органами НКВД была арестована, как примыкавшая к бухаринско-троцкистскому блоку, Дора Соломоновна Соловейчик. Член РСДРП с 1903 г., активный участник революции и Гражданской войны, которую закончила комиссаром полка, затем работавшая следователем ВУЧК, она даже не подозревалась в связях с охранкой.

До революции Дора была в ближайшем окружении семьи Ульяновых, и в первые годы советской власти ЧК тщательным образом исследовала все окружение семьи, зная по материалам охранки, что около Ленина находился источник информации, но кто именно – ЧК так и не узнала.