Тайная вечеря

Может, пора уже эту главу закончить? Я стучу по клавишам, потом отправляю тебе письмо электронной почтой, не зная наперед, что ты скажешь. Если ты, например, отвечаешь, что последняя фраза предыдущей главы «Никто не ждал меня с хлебом и вином» тебе нравится, возникает соблазн и следующую главу завершить короткой фразой. Но доктор Левада еще в ста пятидесяти километрах от цели, он только выезжает из поветового центра, убедившись после разговора с доктором Марковским, что Михалу Очко немедленно дадут кислород и поставят капельницу с глюкозой и витаминами. Перед железнодорожным виадуком он прибавляет газу и, нарушая правила, обгоняет старый грузовик. Дорога забита до отказа. Для строительства автострады, запланированного уже десять лет назад, требуется согласие политиков, однако у тех постоянно находятся дела поважнее. Доктор, впрочем, об этом не думает. Он реалист и прекрасно понимает, что при средней скорости сорок восемь километров в час опоздает на фотосессию. Но это его ничуть не волнует. Поскольку в городе из-за терактов царит сумятица, наверняка не он один опоздает. Как в таких случаях поступает совершенно беспомощная полиция? Перегораживает улицы и проверяет машины. А ведь не автомобили взрывались ночью и утром в его родном городе. Доктор Левада сейчас (снова в нарушение правил обгоняя — на этот раз междугородний автобус) вспомнил про бутылку вина с этикеткой, на которой изображен Монсиньоре. На груди у прелата орден Белого Орла, Полония Реститута и бог весть какие еще награды. Этот доходный бизнес, неподконтрольный налоговому управлению, — гениальная экономическая идея ad maiorem Dei gloriam^[15]. Но, опять же, не это занимает мысли доктора. Он никогда никому не заглядывал в карман. Если ксендз Монсиньоре таким образом способствует росту потребления алкоголя, что по этому поводу думает Рим, Ватикан? Никто еще на сей счет не высказывался. Доктор Левада с минуту размышляет о том, могут ли взрывы в магазинах, торгующих спиртным, быть как-то связаны с вином марки «Монсиньоре». След хилый, и тем не менее на месте начальника полиции он немедленно велел бы с этим разобраться. Если б оказалось, что в воздух взлетают только те магазины, где вина «Монсиньоре» нет в продаже, версия могла бы стать заслуживающей внимания.

Нет, ничего это не доказывает, думает Левада, тормозя перед железнодорожным переездом. Ксендзу-миллионеру нет нужды прибегать к крайним мерам.

Уже за переездом доктор останавливает машину на обочине и под деревом справляет малую нужду. И тут его осеняет. Теракты совершают не мусульманские и не христианские фундаменталисты. Чепуха. К ним причастен человек, который беспробудно пил, но теперь не пьет. Истосковавшийся по спиртному завязавший алкоголик, сам для себя установивший сухой закон. Оставим доктора с этой мыслью или, скорее, интуитивной догадкой в тот момент, когда он садится в свой «рено» и выезжает на дорогу. А теперь читай дальше.

Глава IV,

в которой будет рассказано о том, что некий Урыневич открыл в нашем городе эксклюзивный публичный дом, где профессор физики выучил несколько греческих слов, а также о нашем споре с Матеушем относительно расхождений в значении слова «дева» в греческом и древнееврейском языке; в конце появится Инженер, однако вначале речь пойдет о видах Иерусалима

От Яффо до Иерусалима по прямой около пятидесяти километров. Во времена Шатобриана паломникам, проделывающим этот путь на лошадях или верблюдах, требовались два дня и вооруженная, загодя оплаченная охрана. Нападения и грабежи были тогда делом обычным, власть пашей — слабой, коррумпированной, а бедуинские племена держали дороги под контролем.

Это, вероятно, было данью старинной местной традиции: как пишет анонимный римский летописец, современник царя Ирода, путь из Иерихона в Иерусалим — по нашим меркам не превышающий тридцати восьми километров — кишел разбойниками, которые в бессчетных пещерах и оврагах Иудейской пустыни устраивали засады на путников.

Рене де Шатобриан тем не менее поехал из Яффо через Рамлу — там он сменил лошадей, отдохнул и отправился дальше. Он отмечает, что въехал в святой город через Ворота паломников близ Башни Давида. Немного раньше он записал, что пустыня, каковую пришлось преодолеть на пути из Рамлы в Иерусалим, «еще дышит величием Создателя и страхом смерти».

Путешествие это французский аристократ совершал в 1806 году, то есть две сотни лет назад. «Иерусалим тогда был почти совсем забыт, — пишет Шатобриан. — Век маловерия стер память о колыбели нашей религии».