Тайная жизнь, или Дневник моей матери

– Иден, это Сара Джейн Миллер, давняя подруга твоей матери.

– И твоего дядюшки Кайла, – добавила Сара Джейн.

Иден едва не охнула, и Лу быстро сжала ее руку, чтобы помочь справиться с эмоциями.

– Рада знакомству. – Иден потянулась через прилавок, и Сара Джейн пожала ее ладонь своей мясистой рукой.

Они немного поболтали, пока Сара Джейн упаковывала булочки в бумажный пакет. Затем Иден придержала для тетушки дверь. Лу, едва очутившись на улице, неудержимо расхохоталась.

– Знаешь, что говорит мне Кайл всякий раз, когда видит ее? «Если бы не ты, Лу, все это могло бы быть моим».

Иден внимательно взглянула на нее:

– Вы точно знаете, на каком месте в дневнике я нахожусь?

Лу кивнула в ответ.

– Тебя это раздражает?

– Даже не знаю. Такое чувство, что все то время, пока я знакомлюсь с матерью, за мной тоже пристально наблюдают.

– Как она тебе, кстати?

– Я стала понимать, что изоляция была для нее во многом вынужденной. Она просто боялась людей, боялась покинуть Линч-Холлоу.

– Тут ты права. Ужас, который Кейт испытывала перед внешним миром, просто парализовал ее. Страхи мешали ей жить куда больше, чем мне эта больная нога.

Иден легонько коснулась тетушкиного плеча.

– Ты так здорово справляешься, Лу. Для меня это большое утешение.

Та в ответ похлопала ее по руке:

– Все в порядке, детка. Ты зря за меня переживаешь.

Когда они отправились домой, атмосфера в машине уже не была такой напряженной. Быть может, помогла маленькая хитрость Лу, так удачно познакомившей Иден с Сарой Джейн. А может, все дело было в том, что покалеченная нога Лу перестала быть для них запретной темой. В любом случае Иден осмелела настолько, что спросила у тетушки, какого та мнения о Бене.

– Бен, – понимающе улыбнулась Лу. – Я всегда ценила его больше остальных учеников Кайла. Ты же знаешь, он много путешествовал с нами по Южной Америке. В настоящее время, как я понимаю, вопрос заключается в том, что ты о нем думаешь?

– Даже не знаю. Сначала Кайл говорит, что хотел бы видеть меня с кем-то, кто не имеет никакого отношения к Голливуду. Потом он сажает меня в яму с симпатичным парнем и заявляет: «Но вот от этого тебе лучше держаться подальше».

Лу рассмеялась.

– В принципе, он прав. Бену нужно привести в порядок собственную жизнь, прежде чем тащить в нее кого-то еще. Но это не мешает ему оставаться на редкость симпатичным парнем. – Она уверенно свернула на дорогу, ведущую в Линч-Холлоу. – Как-то раз мы ужинали втроем в маленьком ресторанчике. Было это, если не ошибаюсь, где-то в Эквадоре. Наш столик стоял рядом с большим стеклянным баком, в котором держали живых омаров. Все они, должно быть, успели смириться с судьбой, а потому вяло реагировали на происходящее. И только один из них все время двигался, все время теребил своих собратьев. Было видно, что он не желает сдаваться. Когда ужин закончился, Бен купил этого омара. Он думал, что такой боец не должен закончить, как остальные, – в тарелке супа. Нам пришлось проехать лишние тридцать миль, чтобы Бен мог выпустить его в океан.

Иден в изумлении смотрела на тетушку.

– В жизни не слышала истории глупее.

– Если ты и правда так думаешь, – с улыбкой заметила Лу, – то этот парень точно не для тебя.

12

Он приехал в долину в тот самый момент, когда солнце взобралось на гребни холмов, окрасив кукурузные поля своим розовым утренним светом. Поставив машину на обочине узкой дороги, он выпрыгнул из кабины и размеренной трусцой побежал в сторону Колбрука. Надо сказать, он уже давно не совершал подобных пробежек, а ведь когда-то это было его страстью. В Аннаполисе он поднимался с утра пораньше, пока Шэрон и Блисс еще спали, и бегал вдоль реки, даже не считая миль. Для него это было время раздумий – главным образом приятных.

Не оставил он этой привычки и в первые недели своего пребывания в тюрьме. Тогда еще он надеялся пережить этот опыт, не утратив привычной бодрости духа. Он пообещал себе, что останется в форме. Будет читать хорошую литературу, учить французский и испанский. Однако безразличие подкралось так быстро, что порой даже приходилось удивляться, не подсыпают ли им в еду каких-нибудь наркотиков. Если раньше он почти не смотрел телевизор, то теперь был знаком с сюжетом едва ли не каждого сериала, а сны его оказались пересыпаны той чепухой, которую обрушивали на них в телешоу. Остатки энергии он тратил на то, чтобы сохранить в тайне от сокамерников причину своего заключения. А потом, когда секрет перестал быть секретом, – на самозащиту, поскольку даже здесь его преступление было не в почете.

Он не мог не радоваться тому, что сегодня ему вновь захотелось пробежаться. Это значило, он вновь возвращается к жизни – как утопающий, который оказывается вдруг на поверхности воды. Ему не потребовалось на это много времени. Хватило нескольких бесед с женщиной, которая обращалась с ним не как с преступником, а как с обычным человеком.