Перед тем как машина врезалась в скалу, меня посетило последнее воспоминание. Иногда, когда отец боялся, что мы опоздаем в школу, мы преодолевали последние двести метров бегом. «Знаешь, Рафа, – сказал он мне несколько месяцев назад, закуривая сигарету – он всегда докуривал их до самого фильтра, – когда я о тебе думаю, в моей памяти всегда встает одна и та же картинка. Весна, тебе лет пять-шесть, солнышко одновременно с дождиком. Мы бежим под дождем, чтобы ты не опоздал в школу. Бежим оба, бок о бок, рука в руке, под струями дождя.
12
Изменчивый лик
Правду говорить трудно, потому что она всего одна, но живая, и порой у нее изменчивый лик.
Матильда заявилась к Фаулзу вооруженная – с помповым ружьем наперевес. Волосы у нее были мокрые, лицо без косметики, со следами бессонной ночи. Вместо платьица в цветочек на ней были обтрепанные джинсы и стеганая куртка с капюшоном.
– Игре конец, Натан!
С этими словами она ворвалась в гостиную. Фаулз сидел за столом, впившись взглядом в ноутбук Грегуара Одибера.
– Возможно, – спокойно отозвался он. – Только ее правила диктуешь не ты одна.
– А ведь это я прибила труп Шапюи к дереву!
– С какой целью?
– Без такой кощунственной постановки власти не устроили бы блокады острова, помешавшей вам удрать.
– Это было бесполезно. С какой стати мне удирать?
– Из страха, что я вас убью. Из страха разоблачения перед всем миром ваших мелких подлых тайн.
– Насчет подлых тайн ты бы помалкивала.
В подтверждение своих слов Фаулз повернул ноутбук экраном к Матильде, чтобы она увидела снимки, сделанные в день рождения брата.
– Все всегда думали, что дочь Вернеев готовилась к экзаменам в Нормандии. Но это был обман. Ты тоже присутствовала при трагедии. Тяжко жить с такой тайной, да?
Матильда с понурым видом присела на край столика, положив рядом оружие.
– Тяжко, но не по тем причинам, которые вы воображаете…
– Может, объяснишь?
– В начале июня я действительно готовилась к выпускным экзаменам с подругой Айрис, в доме ее родителей в Онфлере. Взрослые заглядывали туда на выходные, но в будни мы оставались вдвоем. Сначала мы серьезно готовились, но утром 11 июня я предложила сделать перерыв.
– Тебе захотелось побывать на дне рождении у брата?
– Да, я не могла этого пропустить. Уже несколько месяцев я замечала, что Тео сильно изменился. Раньше он был полным жизни весельчаком, а потом помрачнел, у него завелись какие-то странные мысли. Мне хотелось продемонстрировать ему свою любовь, показать, что я всегда готова ему помочь.
Матильда говорила ровным голосом, видно было, что эта исповедь – часть плана: раскопать истину – всю, без остатка, – забираясь в закоулки памяти. Любой, в том числе ее собственной.
– Айрис сказала, что если я поеду в Париж, то она проведет выходные с нормандскими кузинами. Я предупредила родителей и попросила их не говорить Тео о моем приезде, пусть будет сюрприз. Доехала с Айрис на автобусе до Гавра, там села в поезд и приехала на вокзал Сен-Лазар. Было солнечно, я прошлась по Елисейским Полям, искала подарок для Тео, который его всерьез порадовал бы. В конце концов я остановилась на футболке французской команды. Потом села на девятую линию метро и поехала в XVI округ, на станцию Ла-Мюэт. В 6 часов вечера я пришла, но в квартире было пусто. Мама и Тео ехали из Солони, отец как всегда еще не вернулся с работы. Я позвонила матери и предложила зайти за заказанными блюдами и в кондитерскую за пирожными.
Фаулз невозмутимо слушал ее версию того жуткого вечера. Двадцать лет он жил с уверенностью, что только он обладает всеми ответами на вопросы по делу Вернеев. Теперь выяснялось, что это далеко не так.
– Получился чудесный день рождения, – продолжила Матильда. – Тео был в восторге, и мне больше ни до чего не было дела. У вас есть братья и сестры, Фаулз?
Писатель отрицательно помотал головой.
– Не знаю, как развивались бы наши отношения дальше, но в том возрасте Тео души во мне не чаял, и это было взаимно. Я улавливала его хрупкость и чувствовала обязанность его защитить. После матча мы отпраздновали победу, потом Тео уснул на диване. Часов в одиннадцать я отвела его, полусонного, в постель и немного с ним посидела, как иногда делала, а потом ушла к себе. Я тоже устала и легла с книгой. Из кухни доносились негромкие голоса родителей, потом отец позвонил моему деду и обсудил с ним футбольный матч. В конце концов я уснула с «Воспитанием чувств» в руках.
Матильда надолго умолкла. Слышались только стук дождя по оконным стеклам да треск поленьев в камине. Рассказчице было нелегко продолжить, но тянуть и стыдиться уже не было смысла. Набравшись храбрости, она выпалила остальное. Это был уже не диалог, а падение в бездонную яму, выкарабкаться из которой невредимой было, похоже, невозможно.