Тайник

Сент-Джеймс громко поздоровался, но ему никто не ответил. Тогда он шагнул через порог и оказался в мастерской стеклодува. Судя по всему, там изготовляли предметы двух различных видов. В одной половине резали стекло для теплиц и оранжерей. Вторая половина была отдана искусству. Здесь неподалеку от потухшего горна стопкой лежали мешки с химикалиями. Прислонившись к ним, стояли длинные трубки для выдувания стекла, а на полках красовались готовые изделия, декоративные предметы ярких цветов: огромные тарелки на подставках, стилизованные вазы, современная скульптура. Эти объекты куда уместнее смотрелись бы в каком-нибудь ресторане Конрана, чем в амбаре на Гернси. Сент-Джеймс рассматривал их в некотором изумлении. Их состояние — ни на одном не было ни пылинки ни соринки — контрастировало с состоянием горна, трубок и мешков, покрытых толстым слоем копоти.

Сам стеклодув даже не заметил появления незнакомца. Он работал у широкого верстака на теплично-оранжерейной стороне мастерской. Над его головой висели чертежи сложного оранжерейного сооружения. Их окружали рисунки других, еще более изысканных конструкций. Но мастер, стремительным движением разрезая прозрачный лист, который лежал перед ним на скамье, смотрел не на них, а на обычную салфетку, где, похоже, были нацарапаны какие-то размеры.

Наверное, это и есть Мулен, подумал Сент-Джеймс, отец наследницы Бруара. Он окликнул его по имени, на этот раз громче. Мулен поднял голову. Когда он вынул из ушей восковые затычки, стало понятно, почему он не слышал шагов Сент-Джеймса, но непонятно, зачем ему тогда Синатра.

Затем он подошел к источнику музыки, компакт-проигрывателю, где Фрэнк уже перешел к следующей песне, «Luck Be a Lady Tonight». Мулен прервал его на полуслове. Протянув руку за полотенцем, на котором киты выпускали фонтаны воды, он накрыл проигрыватель и сказал:

— Я всегда включаю его, когда работаю, чтобы люди знали, где меня найти. А чтобы он не действовал мне на нервы, вставляю беруши.

— Может, лучше другую музыку поставить? — спросил Сент-Джеймс.

— Я ее все равно ненавижу, так что без разницы. Чем могу помочь?

Представившись, Сент-Джеймс протянул ему свою визитку. Мулен посмотрел на нее и бросил на верстак, где она упала рядом с его салфеточными расчетами. Его лицо немедленно стало настороженным. Он отметил, чем занимается Сент-Джеймс, и, очевидно, не верил, что судмедэксперт из Лондона зашел к нему с мыслью заказать стекло для оранжереи.

— Похоже, ваш сад серьезно пострадал, — заметил Сент-Джеймс, — Ни за что бы не подумал, что здесь процветает вандализм.

— Вы приехали его посмотреть? — спросил Мулен. — Это что, тоже ваша работа?

— Вы обращались в полицию? — вместо ответа вновь спросил Сент-Джеймс.

— Незачем.

Мулен вынул из кармана металлическую рулетку и начал измерять лист, над которым работал. Сделав пометку на салфетке с цифрами, он осторожно поднял стекло и прислонил его к дюжине других у стены.

— Я сам его разбил, — пояснил он. — Время пришло.

— Понятно. Мелкий домашний ремонт.

— Ремонт жизни. Сад построили мои девочки, после того как ушла жена.

— У вас не одна дочь? — спросил Сент-Джеймс. Мулен словно взвесил его вопрос, прежде чем ответить:

— У меня их три.

Он отвернулся и взял новый кусок стекла. Положил на верстак и склонился над ним: человек за работой. Сент-Джеймс воспользовался моментом и подошел ближе. Он взглянул на чертежи и рисунки над скамьей. Слова «Йейтс, Добри-Лодж, Ле-Валлон» относились к сложной оранжерее. Рисунки изображали стилизованные окна. Они принадлежали «Военному музею Г. У.».

Прежде чем продолжить разговор, Сент-Джеймс понаблюдал за Генри Муленом за работой. Это был крупный мужчина, здоровый и сильный на вид. Под пластырями, которые перекрещивали его руки во всех направлениях, бугрились мышцы.

— Я вижу, вы порезались, — сказал Сент-Джеймс — Издержки профессии, наверное.

— Вы правы.

Мулен разрезал стекло раз и другой, что говорило о его огромном опыте и изобличало его во лжи.

— Вы работаете не только с оранжереями, но и с окнами?

— А разве не видно? — Он поднял голову и мотнул ею в направлении стены, на которой висели рисунки. — Я работаю с любым стеклом, мистер Сент-Джеймс.

— Наверное, именно это и привлекло к вам внимание Ги Бруара?

— Наверное.

— И вы должны были делать окна музея? — Сент-Джеймс указал на рисунки на стене. — Или это просто проекты?

— Я делал все стекольные работы для Бруаров, — ответил Мулен. — Восстановил оригинальные теплицы в садах, построил оранжерею, поменял окна в доме. Я же говорю, я работаю с любым стеклом. И в музее тоже должен был работать я.

— Но вы, наверное, не единственный стекольщик на острове. Здесь столько теплиц. Все вам не успеть.

— Не единственный, — подтвердил Мулен. — Просто я лучший. Бруары это знали.

— Поэтому вполне логично, что вас наняли для музея?

— Можно и так сказать.

— Но насколько я понял, никто не знал, каким будет это здание. До того праздника. Значит, чтобы сделать проект окон заранее, вы сверяли их с чертежами местного архитектора? Кстати, я видел его модель. Ваши окна к ней вполне подходят.