Маргарет вцепилась в его руку с силой, которая должна была заставить его понять и увидеть. Пора ему препоясать свои жалкие чресла и отправиться на бой, а если он сам не в силах, то она его заставит.
— Он должен был сказать ей…
«О чем? — спросила она себя. — Что такое мог Ги сказать своей сестре, чтобы заставить ее поверить: все его дела делаются для их же блага — его, ее, его детей и всех остальных? Что он ей сказал?»
— Дело сделано, — возразил Адриан. — Завещания не изменишь. И того, как он его обставил, тоже. Мы вообще ничего не можем сделать, только оставить все как есть.
Он сунул руку в карман пиджака и снова вытащил оттуда спички, но на этот раз вместе с пачкой сигарет. Закурив, он усмехнулся, хотя в выражении его лица ничего веселого не было.
— Добрый старый папик, — сказал он, качая головой. — Всех нас урыл.
От его бесстрастного тона Маргарет содрогнулась. И решила попробовать иначе.
— Адриан, Рут — добрая душа. У нее чистое сердце. Если бы она только знала, как тебе больно…
— Мне не больно.
Краем большого пальца Адриан снял с языка табачную крошку, осмотрел ее со всех сторон и щелчком сбросил на землю.
— Не говори так. Зачем постоянно притворяться, будто…
— Я не притворяюсь. Мне не больно. С чего бы? И потом, ну, чувствовал бы я себя задетым, какое бы это имело значение? Ровным счетом никакого.
— Как ты можешь так говорить? Она твоя тетя. Она тебя любит.
— Она была там, — сказал Адриан. — Она в курсе его намерений. И поверь мне, ни на миллиметр от них не отступит. Особенно теперь, когда она знает, что он хотел извлечь из этой ситуации.
Маргарет нахмурилась. «Она была там». Где? Когда? Из какой ситуации?
Адриан зашагал прочь. Подняв для защиты от холода воротник, он шел в направлении здания королевского суда. Маргарет сразу поняла, что он просто избегает ее расспросов, и насторожилась. Проклятый страх тоже поднял голову. Нагнав сына в одном футе от военного мемориала, она атаковала его прямо под суровым взглядом меланхолического солдата.
— Не смей от меня так уходить. Мы еще не кончили. Из какой ситуации? Чего ты недоговариваешь?
Адриан отшвырнул свою сигарету в направлении пары десятков мотоциклов, которые нестройными рядами стояли недалеко от мемориала.
— Папа не хотел, чтобы я получил его деньги, — сказал он. — Ни сейчас. Ни после. Тетя Рут это знала. Так что даже если мы обратимся к ней, к ее чувству справедливости или честной игры, как ты говоришь, она прежде всего вспомнит, чего хотел он, и поступит соответственно.
— Как она может знать, чего именно хотел Ги в момент своей смерти? — фыркнула Маргарет. — Я, конечно, понимаю, что она должна была знать это раньше, иначе она не могла бы ему помочь. Но в этом все и дело. Раньше. Он хотел этого раньше. Но люди меняются. Меняются их желания. И поверь мне, твоя тетя Рут все поймет, когда мы объясним ей как следует.
— Нет. Так было не только тогда, — сказал Адриан и начал протискиваться мимо нее к автостоянке, где остался их рейнджровер.
— Черт! Стой, где стоишь, Адриан.
Ее голос дрогнул, она услышала это, разозлилась и обратила свое раздражение на сына.
— Нам надо составить план и выработать правильный метод атаки. Твой отец заварил эту кашу и хотел, чтобы мы, как полагается добрым христианам, подставили вторую щеку, а я говорю тебе — этого не будет. Насколько мы можем судить, в один прекрасный день он в припадке злости сговорился с Рут, а после пожалел об этом, но исправить ничего не успел.
Маргарет перевела дыхание и задумалась над сказанным.
— Кто-то узнал об этом, — продолжала она. — В этом все дело. Кто-то узнал, что он собирался все изменить и оставить все тебе, как положено. А значит, Ги следовало убрать.
— Да не собирался он ничего менять, — отмахнулся Адриан.
— Перестань! Откуда ты знаешь…
— Потому что я у него спрашивал, ясно?
Адриан засунул обе руки в карманы, и вид у него стал совсем несчастный.
— Я у него спрашивал, — повторил он. — И она была там. Тетя Рут. В комнате. Она слышала наш разговор. Она слышала, как я его просил.
— О чем? Изменить завещание?
— Дать мне денег. Она все слышала. Я попросил. Он сказал, что у него нет. Столько, сколько мне было нужно. У него столько не было. Я ему не поверил. Мы поругались. Разъяренный, я вышел, а она осталась с ним.
Он посмотрел на мать, лицо его было спокойно.
— Вряд ли они не поговорили об этом после моего ухода, правда? Она могла бы спросить: «Что нам делать с Адрианом?», а он мог бы ответить: «Оставить все как есть».
Для Маргарет его слова были как вой ледяного ветра.
— Ты снова просил у отца? После того, что случилось в сентябре? Ты снова просил у него денег после того, что случилось?
— Просил. И он отказал.
— Когда?
— Перед вечеринкой.
— Но ведь ты говорил мне, что не просил его ни о чем… с прошлого сентября…