Тайник на Эльбе

— Погоди раздеваться. — Герберт подошёл, ласково коснулся руки жены. — Очень устала?

— Нет, что ты!

— Тогда придётся выйти из дома ещё разок. Но это — в последний.

— Присядьте, фрау Лизель, — сказал Аскер. — Значит, так. Мы просим вас позвонить на завод… Но все по порядку. Звонить надо не из аптеки или, скажем, из магазина. Только из будки, чтобы вас не слышали посторонние, поняли?

— Да.

— Из будки, — повторил Аскер. Он обернулся к Герберту: — Теперь говорите вы.

— Звони по тому же номеру, что и ко мне, когда я работал на заводе. Номер помнишь?

— Конечно, Герберт.

— Но проси на коммутаторе не седьмой цех, а третий. Запомни: третий цех. И когда ответят, скажешь, чтобы позвали к телефону механика Отто Шталекера.

— Третий цех, механика Отто Шталекера, — повторила женщина.

— Ему, то есть Отто, скажешь: «Говорит Лизель. Вы мне нужны по срочному делу. Жду вас у ворот завода через пятнадцать минут».

— Поняла.

— Подъедешь туда, встретишь его и объяснишь, что я вернулся, что Отто должен немедленно после работы прийти к нам домой. И пусть он никому не говорит об этом. Все поняла?

— Да, Герберт.

— Ну, отправляйся.

Лизель в третий раз покинула дом.

Для Аскера и Ланге вновь потекли минуты томительного ожидания.

2

В одиннадцать часов дня лаборатория, производившая по заданию гестапо анализ найденных в лесу парашютов, дала заключение: шёлк советского производства.

Несколько позже из Гамбурга прибыли авиационные эксперты. Они заявили: предъявленные парашюты — русские.

В середине дня оперативные группы гестапо закончили обследование района, где были обнаружены парашюты. Поиски результатов не дали. В числе многих допрошенных был патрульный, останавливавший Ланге и Аскера на пути к вокзалу. О своей ночной встрече солдат умолчал, боясь, что ему нагорит. Однако позже он под большим секретом рассказал обо всем дружку. Тот оказался осведомителем армейской контрразведки и об услышанном немедленно донёс абверофицеру, у которого находился на связи.

Патрульного арестовали. Он показал: один из встреченных ночью военных упомянул о зенитной батарее на опушке леса, утверждая, что идёт оттуда.

Немедленно был опрошен командир батареи. Он заявил, что в указанное время ни один солдат или офицер не покидал огневой позиции. Все были на местах, ибо часть ночи подразделение вело огонь по самолётам русских, а затем приводило в порядок орудия и приборы.

Установив все это, шеф гестапо штандартенфюрер Больм вызвал помощника, штурмбанфюрера Бруно Беккера. В кабинет вошёл невзрачный человек с массивной челюстью, непрестанно двигавшейся, будто обладатель её все время что-то жевал. В вечном движении находились и руки Беккера, точнее, его пальцы, длинные, гибкие, тонкие. Они то ласково поглаживали друг дружку, то беспокойно ощупывали портупею или борт мундира, то короткими торопливыми движениями разминали сигарету, если Беккер собирался закурить.

Беккер был умен, хитёр и умудрён большим жизненным опытом. Карьеру, как он сам любил говорить, он выстрадал, начав с рядового детектива в криминальной полиции во времена, когда ещё и не пахло нацистами. Своего начальника штандартенфюрера Больма он считал образцом контрразведчика и стремился во всем ему подражать.

— Ну, — сказал Больм, — докладывайте, Беккер, да поживее.

— Вы имеете в виду дело с парашютами, господин штандартенфюрер?

— Его, Беккер, что же другое? Парашютов было три. Полагаете, надо искать троих?

— Один или два парашюта могли быть грузовыми, — осторожно сказал Беккер. — Один уж во всяком случае.

— Резонно. Вот и патрульный показал: ночью из леса вышли двое. Однако никто не поручится за то, что прилетели не трое. Один, отделившись от партнёров, мог уйти в другом направлении. Искать троих, Беккер!

Штурмбанфюрер наклонил голову в знак того, что согласен с шефом. Однако в действительности он придерживался другого мнения. Приземлился ночью в незнакомом лесу и ночью же идти на станцию — это было слишком опасно, вряд ли рискнули бы на такое вражеские разведчики.

Пальцы Беккера задвигались и осторожно ощупали край стола, возле которого он стоял.

— Все это хорошо, — проговорил он, — если только…

— Говорите, Беккер. — Больм выпрямился в кресле, выжидательно поглядел на подчинённого.

— Если только те два солдата действительно были парашютисты…

— По-вашему, в этом можно сомневаться?

— Они солгали, сказав, что идут с батареи. Но… разве это доказательство? Разве другие солдаты, оказавшись на их месте и при сходных обстоятельствах, не поступили бы точно так же? Почему не предположить, что их ответ был продиктован стремлением отвязаться от длительной проверки и не опоздать на поезд? Я навёл справку: в тот день из близ расположенных частей уволено в отпуск более десятка людей. Солдаты и унтер-офицеры.

Больм неопределённо повёл плечом. Беккер продолжал:

— Разумеется, солдат, прибывших в Остбург вчера и сегодня, мы проверим. И я сказал о своих сомнениях лишь для того, чтобы мы не ограничивались поисками этих двух… Вы понимаете меня, господин штандартенфюрер?