Тайник на Эльбе

— Ну да, один.

Три станка — и на каждый по два дня работы! Завод недодаст огромное количество продукции. А это может иметь бог знает какие последствия.

— Исправить к утру, — сказал директор. — Все три — к утру, понял?

Кныш пожал плечами. Кюмметц приблизился к нему, взял за плечо. Все притихли.

— К утру!

Кныш качнул головой.

— К утру, — повторил Кюмметц. — Станки будут работать, или отправишься обратно в Аушвиц!

— Один я ничего не сделаю.

— Оставляй кого хочешь из своих. С завода не уйдёшь, пока не кончишь. Сделаешь — двое суток отдыха!

Кныш молчал. Казалось, он в нерешительности.

— Ладно, — сказал наконец он. — Попробую.

Кныш отобрал пятерых пленных. Все они отошли в сторону.

— Останутся эти, — сказал Кныш.

Кюмметц вызвал начальника лагерной охраны. Тот отказался оставить пленных на ночь в цехе. Тогда директор завода позвонил коменданту лагеря и все уладил. Трофим Кныш и его пятеро товарищей принялись за дело.

В одиннадцать часов вечера Кюмметц приехал на завод, прошёл в цех и убедился, что дела идут полным ходом. Кныш показал станок, работа над которым была почти закончена.

— Как видите, осталась самая малость. Ещё немного, и доведём до нормы.

Кюмметц удовлетворённо кивнул и дал Кнышу сигарету. Нет, это была поистине гениальная мысль — самому отправиться в Аушвиц, отобрать и привезти восточных рабочих!

Кюмметц вышел из цеха в отличном настроении. На глаза ему попался грузовик. Машина вне гаража в ночное время? Это был непорядок.

— Что вы здесь делаете? — строго спросил директор возившегося в моторе шофёра.

Водитель, молодой парень с повязкой на глазу, объяснил: он возил песок для литейной, закончил, собирался отправиться в гараж, но закапризничал двигатель. Вот — проверяет топливную систему.

— Все должно делаться своевременно. — Кюмметц досадливо дёрнул плечом. — Заканчивайте и убирайтесь отсюда!

— Хорошо, господин директор, — сказал шофёр. — Это больше не повторится.

Затем Кюмметц отправился домой.

Был первый час ночи, когда вдруг заработала заводская радиотрансляционная сеть. В цеховых репродукторах раздался голос диктора, объявлявшего воздушную тревогу.

К этому на заводе привыкли. Станки и моторы остановились. Рабочие ночной смены поспешили в убежище, расположенное на заводском дворе. Но у входа в подземелье им преградил путь заведующий канцелярией Кригер.

— Сюда нельзя, ремонтируется вентиляция. Задохнётесь, если полезете вниз. Идите за ворота, в общее убежище!

Толпа рабочих хлынула к проходной. Охрана завода уже имела распоряжение Кригера и распахнула ворота.

В эти же минуты шофёр грузовика Вилли закончил наконец возню с машиной, запустил мотор и тоже собирался выезжать со двора. Для него уже освобождали проезд.

Последними появились на заводском дворе шестеро лагерников. Их конвоировали два автоматчика. Люди, вышедшие из ярко освещённого цеха, двигались на ощупь.

— Выход там, — сказал Кныш, прислушиваясь.

И он повёл группу в сторону, откуда доносилось тарахтение мотора грузовика.

Постепенно глаза привыкли к темноте. Впереди обозначился задний борт машины. Люди засуетились. Конвоиры вдруг оказались в окружении лагерников. Больше во дворе никого не было видно. Кныш улучил момент, взмахнул зажатым в руке куском железа. Конвоир слабо вскрикнул и осел на подогнувшихся ногах. Другой солдат вскинул автомат, но тоже был оглушён и повалился на землю.

Пленные подхватили солдат, бросили в грузовик, влезли туда сами и распластались на дне кузова. Ударами кулака по кабине Кныш просигналил шофёру. Взревел мотор, и машина устремилась за ворота.

Четверть часа спустя над заводом взметнулось пламя, раздался грохот взрыва.

4

Старый Людвиг Мюссель, удалившийся от дел бакалейщика, сидел у окна своей комнаты, Мюсселя мучила подагра. Ноги его, обёрнутые пледом, покоились на низенькой скамеечке. Тупая, ноющая боль толчками поднималась от лодыжек к коленям. В таких случаях он старался чем-нибудь отвлечься. И он стал наблюдать за прохожими. Внимание его привлёк хорошо одетый человек. «Здоровяк», — с неприязнью подумал бакалейщик.

Человек удалялся. На пути его была группа деревьев, за которыми прятался одинокий домик. Дальше вновь начинался пустырь. Прохожий дошёл до них, скрылся под кронами вязов и лип.

Острая боль кольнула колени старика. Он глухо застонал, откинулся в кресле, закрыл глаза. Через минуту, когда стало легче, Мюссель вновь посмотрел на улицу. Прохожего не видно. Значит, сейчас появится — он уже должен быть за деревьями. Нет, что-то не показывается. Куда же он девался? Вошёл в дом? Странно.

— Хильда! — позвал бакалейщик.

Дверь в комнату отворилась. Вошла жена Мюсселя.

— Чего тебе?

— Подойди. Подойди к окну… Вон тот дом, он все ещё пустует?

— Уже год, ты же знаешь.

— А сейчас кто-то туда вошёл.

— Не может быть. Утром я шла мимо — на двери замок, окна закрыты ставнями.

— Вошёл, — повторил старик, упрямо дёрнув головой.

— Вечно тебе мерещится бог знает что. — Хильда, шаркая по полу стоптанными туфлями, удалилась.