Тайное место

– Черт. Вот и напомнили. На перемене медсестра опять припрется проверить, как я, и если не найдет меня на месте, они там все просто взбесятся. Не могли бы вы позвонить в школу, сказать, что вы мой отец и я сейчас с вами? Типа, мой дедушка помирает, и вы позвонили мне сообщить, а я мгновенно сорвалась, никому ничего не сказав, потому что не хотела, чтобы меня направили к школьному психологу поговорить о моих чувствах.

Все предусмотрела, однако.

– Хорошо, я позвоню в школу. Но не собираюсь представляться твоим отцом. (Гневное фырканье Холли.) Я просто сообщу, что ты кое-что передала нам, и поступила очень правильно. Это защитит тебя от лишних расспросов, верно?

– Ну ладно. Но вы хотя бы можете сказать, что мне запрещено обсуждать это с кем бы то ни было? Чтобы они не приматывались?

– Без проблем. – Крис Харпер весело и обаятельно смеется надо мной, в развороте его плеч достаточно энергии, чтобы поднять на ноги пол-Дублина. Я сунул его обратно в папку, закрыл. – Ты кому-нибудь уже рассказала? Может, своей лучшей подружке? Все нормально, даже если так, мне просто нужно знать.

Тень скользнула по тонким скулам Холли, она вдруг стала как-то старше и сложнее, что ли. В голосе тоже появились иные интонации.

– Нет, я никому ничего не говорила.

– О’кей. Сейчас я позвоню в школу, а потом запротоколирую твое заявление. Хочешь, чтобы присутствовал кто-нибудь из твоих родителей?

Она мгновенно пришла в себя.

– О боже, нет. Что, кто-то обязательно должен тут сидеть? Вы не можете просто так взять и записать?

– Сколько тебе лет?

Она прикинула, не соврать ли. Но отказалась от этой идеи.

– Шестнадцать.

– Нам нужен твой законный представитель, взрослый. Чтобы я тебя не напугал и не смущал.

– Вы меня не смущаете.

Еще бы, черт побери.

– Да, я знаю. Но такие уж у нас правила. Ты побудь пока здесь, налей себе чашечку чаю, если пожелаешь. Я вернусь через пару минут.

Холли плюхнулась на диван. Почти свернулась в клубок: ноги затолкала под себя, руки скрестила. Перебросила хвостик вперед и начала его нервно покусывать. В комнате жарища, как обычно, но ей словно зябко. И даже вслед мне не глянула.

В отделе сексуальных преступлений, двумя этажами ниже, есть дежурный социальный работник. Я вызвал ее, записал показания Холли. Потом, уже в коридоре, спросил эту тетку, не отвезет ли она Холли обратно в Святую Килду, – Холли в благодарность метнула в меня уничтожающий взгляд.

– Так твое школьное начальство убедится, что ты и в самом деле сотрудничаешь с полицией, – пояснил я. – Что это не твой парень им звонил. Меньше мороки.

Она скривила такую физиономию, что любому ясно: слукавить мне не удалось.

Она не спрашивала, что будет дальше, как мы поступим с новой информацией. Понимала, какие у нас правила. Бросила на прощанье:

– До скорого.

– Спасибо, что пришла. Ты действительно правильно поступила.

Холли промолчала. Только улыбнулась уголком рта, отчасти саркастично, отчасти нет.

Я смотрел, как они удаляются по коридору. Холли шествовала с идеально прямой спиной, а социальная тетка семенила рядом, тщетно пытаясь затеять разговор, как вдруг меня осенило: она же так и не ответила на вопрос. Ловко вильнула в сторону, как заправский роллер, и продолжила в своем направлении.

– Холли.

Она обернулась, поправляя лямку рюкзака. Насторожилась.

– Я тебя уже спрашивал. Почему ты принесла это мне?

Холли изучала меня. Такой взгляд выбивает из равновесия.

Знаете, когда кажется, что портрет следит за тобой.

– Тогда, давно, – сказала она, – весь тот год все словно по минному полю крались. Будто стоит им произнести одно неверное слово, я тут же психану, случится нервный срыв и меня увезут в смирительной рубашке и с пеной изо рта. Даже папа – он притворялся, что абсолютно спокоен, но я же видела, что он весь на нервах, постоянно. Это было просто… ну, ааааррррр! (Рычащий звук чистой ярости, пальцы судорожно растопырены.) Вы были единственным, кто не вел себя так, будто я в любой момент могу спятить от страха. Вы были просто, типа, ну, о’кей, это отстой, да, но подумаешь, с людьми случаются истории и похуже, и ничего, все как-то справляются, никто пока не помер от этого. Так что давай побыстрее покончим с этим делом.

Крайне важно продемонстрировать отзывчивость и участие юному свидетелю. У нас на эту тему проводят семинары и тренинги, даже презентации в Power Point, если повезет. А я просто помню, каково это – быть пацаном. Большинство людей обычно забывают. Легкий намек на сочувствие – чудно. Чуть больше сочувствия – великолепно. Еще больше – и ты уже мечтаешь, как бы вмазать кому-нибудь в кадык.

– Быть свидетелем и вправду противно. Для кого угодно. Но у тебя это получилось лучше многих.

На этот раз в улыбке ни тени сарказма. Нечто иное, много всего, но не сарказм.