Тайное учение даосских воинов

- Ну, как вам сказать, - продекламировал он, - есть ритуал и есть форма. Есть также и искусство жизни.

- В каком смысле ритуал, в каком смысле форма и искусство жизни? - спросил я.

- Ну как вам сказать... Я в принципе не надеюсь, что вы поймете.

- Тогда постарайтесь объяснить.

- А стоит ли стараться объяснить, если человек не понимает?

- Ну а вдруг я пойму?

- Вдруг здесь не подходит. Либо я рассказываю и вы что-то понимаете, либо я просто сотрясаю воздух.

На все это я ответил:

- Воля ваша, конечно. Но дело в том, что мне действительно очень интересно узнать ваше мнение, и если я не смогу понять, то постараюсь хотя бы запомнить.

Кореец сказал на это:

- Сейчас вы говорите, как мудрец востока.

- Не понимаю, что здесь мудрого, - удивился я.

- А не взять ли нам еще и прелестных пончиков с повидлом, а также кофе? - вдруг, неожиданно оживившись, предложил он.

Я согласился, и мы взяли по три стакана кофе и по шесть пончиков с повидлом.

Мы ели пончики с повидлом, и беседа о возвышенном продолжалась.

- Дело в том, что ритуал, - говорил кореец, жестикулируя рукой с зажатым в ней пончиком и роняя капли повидла себе на рубашку, - дело в том, что ритуал - это тогда, когда два толстых человека встречаются и борются за приз - за женщину или быка. Тогда они должны делать все самое трудное, и при этом наименее эффективное. Если это форма, то один или два человека показывают хвост павлина. Они выглядят красиво, но их основная цель - выглядеть красиво. Если же это - искусство, то один человек живет в трудном мире, и живет при этом хорошо.

- Но вы говорите о жизни, а причем же здесь боевое искусство? - спросил я.

- Если кто-то мешает ему жить хорошо, он просто пробивает ему голову, - с выражением явного удовольствия заявил кореец.

Мы доели пончики и начали пить кофе. Качество кофе явно оставляло желать лучшего, и на его поверхности плавали мерзкого вида пенки.

Кореец набирал кофе в рот и с отвращением сплевывал пенки на стол и на пол, отхлебывая кофе с таким шумом, что люди за соседними столиками поневоле оглядывались на него. Кореец не обращал ни малейшего внимания на окружающих и лишь время от времени менял положение ног, закидывая их одну на другую и демонстрируя всем замысловатый фасон своих туфель. Мысленно я возблагодарил небеса за то, что среди посетителей не было моих знакомых.

Под конец нашей беседы, когда кофе был почти допит, я задал вопрос:

- А чему же вы все-таки сами учились?

- Меня обучали секретному искусству, - сказал мой спутник, - но об этом искусстве не говорят с первым встречным, даже если он тебя отвел в заведение общественного питания и пожрал за твой счет.

На мгновение я онемел от возмущения и, стараясь казаться спокойным, возразил:

- Но я же не напрашивался, вы сами предложили угостить меня.

- Обидчивость - одна из уязвимых черт, препятствующих воинскому искусству, - с важностью заявил кореец. - Настоящий воин не должен обладать эмоциями.

- А вы - действительно настоящий воин? - спросил я.

- Вы знаете, зависит от того, с какой стороны посмотреть, - сказал он. - На земле я ноль, но в воздухе...

- Как понять "в воздухе"?

- Меня с детства учили воинскому искусству, но меня учили драться только в воздухе.

Это заявление меня окончательно заинтриговало. Мы немного помолчали. Затем, очевидно, заметив, что меня все-таки обидели его слова о том, что он не хочет разговаривать с первым встречным и о дармовом угощении, кореец выдал следующий перл:

- В принципе можно простить иностранцу за плохое владение языком. Мне трудно выражать гладко свои мысли.

Я ответил:

- Не так уж бугристо вы выражаете их. Вы же сами предложили угостить меня. Могли бы этого не делать. Кстати, у меня с собой все равно почти нет денег, поэтому считайте, что пропала ваша трешка или сколько вы там заплатили за обед.

- Я не волнуюсь за трешку, - сказал он, - я волнуюсь за твою душу.

- Вы случайно не миссионер какой-нибудь восточной церкви? - спросил я.

- Нет, - ответил азиат, - никакой я не миссионер восточной церкви, я - хранитель великого знания.

- Но это больше напоминает цирк, - заметил я. - И какое же знание вы храните?

- Придет время, и ты, презренный, узнаешь, - отрезал кореец.

- Вот я уже и презренный, - усмехнулся я.

- Я погорячился.

- А как насчет ваших эмоций?

- Какой ты наблюдательный, - азиат захлопал в ладоши. - Но это эмоции, которые внешние.

Некоторое время разговор продолжался в таком же ключе, как вдруг мой спутник неожиданно спросил:

- Тебя вообще интересует боевое искусство? Ты много говорил о нем, но сможешь ли ты непосредственно его воспринять? Немного раздраженно я поинтересовался:

- Куда же мы пойдем его воспринимать на полный желудок?

- Полный желудок - основа воина, - заявил кореец. - Чем полнее середина, тем она крепче.

- Но с полным желудком трудно передвигаться, - возразил я.

Кореец засмеялся, с шумом отодвинул стул, вышел из-за стола и направился в туалет. Я машинально последовал за ним. В туалете он принялся самым тщательным образом мыть руки. Я молча стоял рядом.

- После еды надо мыть руки, - безапелляционно заявил кореец.