— Ты? — ухнула вдруг женщина, узнавая голос соседа, молодого парня, на которого часто заглядывалась украдкой. — Как ты?.. Муж скоро будет!.. Что ты?.. Что тебе надо?.. Где ты?..
— Всюду-ду-у… — завыл он, повалив её навзничь и всеми четырьмя лапами хватая за грудь, за ляжки, за лобок.
— Но где же ты? — растерянно спрашивала она, отбиваясь и ощущая руками его невидимые, но окрепшие плечи и мышцы.
Бес, не отвечая, тискал её со всех сторон, зарываясь в ее груди и вдыхая их терпкий запах. По ее лицу начала гулять тень истомы. Некоторое время были слышны только её испуганные вскрики:
— Что это? Кто? Ох… Где?.. Какой?.. — да шорохи лап и волос.
Они катались в исступлении, опрокидывая скамьи и ударяясь об острые углы ларя. Лицо женщины потемнело, покрылось пеленой похоти. Глаза превратились в пятна. Губы раздуло от поцелуев. Глухо заскрипел перевернутый стол. Упал сосуд с рисом. Треснул горшок на очаге. Рассыпалась гора мисок, осколки взлетели до потолка.
Она вопила, изнемогая, а он яростно комкал ее тело и толчками врубался в жаркую плоть. Она молила о чем-то. Кипящие укусы жгли ее. Клыки впивались в шею, в груди, в ляжки. Что-то страшное вламывалось всё глубже, всасываясь в её щель и превращаясь в сплошной шершавый ожог. Наконец, под рев, стон и рыки, всё было кончено.
Он еще в возбуждении пометался по хижине, громя и круша остатки посуды, полок, горшков, кувшинов. Разрывал циновки и драл на куски всякие тряпки и юбки, попадавшие ему под лапы. Раскусывал клыками глиняные плошки, сбивал хвостом со стен коврики. Высыпал из бидонов сырой рис, доломал стол и разбил печь. И постепенно стихнул, остывая. Стал озираться на погром. Теперь прочь отсюда, пока не появились домовые, которые будут злы при виде того, что он натворил в их владениях! Он свое получил — чего еще тут?
Старуха-соседка, слыша грохот, но боясь подойти, увидела, как из хижины вылетело и ушло к полям какое-то плотное облако. Переждав, она перелезла через плетень и поспешила в хижину, где среди риса, зерна, рваных циновок, битой посуды и обломков лежала молодая соседка. На голом теле — раны и ссадины от когтей. Все тело залито темной зловонной трупной жидкостью, а меж развороченных бедер дрожит кровавая масса.
Старуха, причитая, выбежала во двор. Её взгляд упал на землю, где остались явные отпечатки четырехпалых то ли стоп, то ли лап, вывернутых назад.
— Дьявол, дьявол! — кинулась она от проклятого места.
А бес блаженствовал под банановой пальмой, привалившись хребтом к узорной коре. Вопли старухи не беспокоили его. О затоптанной молодке он уже не думал, позабыл. Излив потоки черной спермы, он освободился от груза, скинул тяжесть, стал невесом и теперь, разнежившись, валялся под деревом, не чуя, как сзади его тихо-тихо обступает ватага местных злыдней.
Первым напал птицеголовый гад с толстым шерстистым туловищем. Широким клювом он стукнул беса по затылку и оглоушил его. Чешуйчатая ведьма впилась ему в крыло, обвив змеиным туловищем. Набросились два демона с рыжими от бешенства глазами, стали колоть рогами и бить копытами. Пока он пытался разжать гадючьи кольца, в воздухе зареяла крылатая тварь. Она мерзко верещала и длинным хоботом норовила стукнуть беса по башке. Какие-то пакостные существа, похожие на поросят с отрубленными головами, начали тыкаться в него кровавыми обрубками.
Он завопил, заскулил:
— Стой-ой-ой! Я такой-ой, свой-ой! Покой-ой-ой!
Но его никто не понимал и не слушал, а птицеголовый гад взвизгивал, отскакивая после очередного клевка:
— Ты враг! Ты раб! Ты чужак! Ты чума! Ты крот! Ты скот!
— От тебя несет монахом! — шипела ведьма-змея.
— Не трогай наших баб, не то сдохнешь тут, сей миг! — бодали его рыжие демоны.
Бес в отчаянии впился в ведьму. Та ослабила кольца. Тогда он пинками отбросил безголовых бесенят-поросят и попытался взлететь, но раненое крыло обвисло. Вдобавок хоботастая тварь стала пускать дымные кольца, которые опоясывали и сжимали его до полусмерти. С трудом удалось побежать, на ходу отбиваясь от нечисти, рванувшей следом. На счастье, все они были низкорослы, кривоноги, косолапы и не могли быстро бегать. Только хоботастая тварь зависла над ним, норовя попасть шишкой по темени.
Вдруг откуда-то из-за хижин взмыл громадный белый лебедь и кинулся на свору. Демоны, присмирев, стали разбегаться кто куда. Безголовые бесенята утробно заскулили и легли на землю с поднятыми лапами. Ведьма стремительно ушла в поля — только стебли отмечали ее скорый ход. Следом убрался птицеголовый. Вздернув хвосты и брыкаясь, ускакали рыжеглазые оборотни. Последней нехотя удалилась крылатая тварь, угрожающе вздымая шишкастый хобот и выпуская напоследок дымные лепешки, из-под которых еще долго слышались вопли и визги бегущих духов.
Бес, припав к земле и зарывшись в грязь, со страхом следил за лебедем. Но тот уже пропал из вида. Так возникать и исчезать умеют только большие добрые духи — хозяева эфира, не терпящие драк в своих владениях.