Таинства Церкви

Согласно мысли прп. Никиты Стифата, Св. Дух почивает на евхаристическом Теле Христовом так же, как Он пребывал во плоти Христовой, субботствовавшей во гробе, ибо Он никогда не отлучался от Сына Божия и Его человечества. Поэтому неправомерны мнения некоторых богословов т. н. Парижской школы о том, что будто бы на Кресте и во гробе Христос потерял Бога и следовательно — Духа Святого: Он Его не терял никогда. По мнению прп. Никиты Стифата, мы причащаемся Тела Христова, субботствующего во Гробе, но осененного силою Святаго Духа. Именно в знак этого в Чашу наливается теплота со словами: «Теплота веры исполнь Духа Святаго». И мы причащаемся его для того, чтобы оно воскресло в нас. Именно поэтому после причащения диакон (или священник) читает радостный пасхальный гимн: «Воскресение Христово видевше, поклонимся святому Господу Иисусу, единому безгрешному».

В связи с пневматологией следует говорить о внутренней связи литургии со всей историей домостроительства спасения. Как замечательно пишет великий сербский богослов ХХ в. прп. Иустин (Попович), «в Евхаристии благодатно оживляется все Богочеловеческое домостроительство спасения: от воплощения до Вознесения, как жизнь нашей жизни и как душа души нашей»[313]

.Согласно богомудрому выражению прп. Феодора Студита, Божественная литургия есть обновление Богочеловеческого целокупного домостроительства спасения[314]. Эту мысль святого отца подтверждает и текст литургии свт. Василия Великого: «Исполнися и совершися, Христе Боже наш, Твоего спасительного смотрения (οικονομίας) таинство»[315]

. И действительно, в чем состоит домостроительство спасения, как не в нашем обожении, в том, что «Бог стал человеком для того, чтобы человек стал богом»[316]? А в чем цель Евхаристии, как не в нашем обожении? Об этом прекрасно говорится в молитве пред Св. Причащением: «Божественное тело обожает мя (θεοΐ) и питает. Обожает ум, дух же питает странно».

Во время Божественной литургии мы вспоминаем не только установительные слова Спасителя, как бы они ни были важны, но «вся, яже о нас бывшая», и добавим, не только «крест, гроб, воскресение, вознесение», но и Рождество Христово, когда священник, возлагая звездицу на дискос произносит: «И пришедши звезда, ста верху, идеже бе Отроча», и Заповеди Блаженства, воспеваемые на третьем антифоне, и евангельскую проповедь и чудеса Спасителя , когда диакон износит Евангелие на малом входе, а затем читает его, и ночь предательства, в память о которых задергивается завеса после Великого Входа[317]

. И речь идет не только и не столько о символах, потому что, согласно прекрасному выражению прп. Иустина (Поповича), святая литургия есть вершина богочеловеческого реализма, ибо после Воплощения Бога Слова Богочеловек Господь Иисус Христос стал самой очевидной, наибессмертной и наивечной реальностью всех миров — и прежде всего, человеческого. И здесь хотелось бы остановится на одном весьма важном и актуальном аспекте евхаристического реализма — тождестве Евхаристического хлеба и Чаши с Телом и Кровью Христовой. В последнее время появилось необычное и нетрадиционное учение о «воипостасизировании» евхаристических Даров, состоящее в предположении о том, что подобно человеческой природе Христа, Дары принимаются в Ипостась Логоса, но при этом не изменяют своей природы хлеба и вина. Подобное учение является по большому счету, далеким от Православного предания. Приведем всего два высказывания, которое разделяют ровно 1000 лет.

Во 2-й пол. IV в. свт. Кирилл Иерусалимский в своих «Тайноводственных поучениях» говорил: «Видимый хлеб не есть хлеб, хотя вкусом чувствуется, но Тело Христово; и видимое вино не есть вино, хотя по вкусу так представляется, но Кровь Христова»[318]. А во 2-й пол. XIV в. св. Николай Кавасила писал о Святых Дарах после призывания Святого Духа: «После сих слов. [т. е. эпиклезы — диак. В. В.]

хлеб Тела Господня — уже не образ, не дар, представляющий только вид истинного дара, уже носит в себе не изображение некое спасительных страданий. но есть сам истинный Лар, само всесвятое Владычнее Тело, истинно приявшее все оные укоризны, поношения, раны, — распятое, прободенное, свидетельствовавшее при Понтии Пилате доброе исповедание (1 Тим 6. 13), претерпевшее заушение, биение, заплевание, вкусившее желчь. Подобным образом и вино есть сама Кровь, истекшая из прободенного Тела»[319].

Обратимся, наконец, к тексту литургии свт. Иоанна Златоуста: «И сотвори (ποίησον) убо хлеб сей честное Тело (το τίμιον σώμα) Христа Твоего, а еже в чаше сей — честную Кровь (το τίμιον αιμα) Христа Твоего, преложив Духом Твоим Святым (μεταβαλών τώ Πνεύματί σου τώ Άγίω)». Слово μεταβαλών — «преложив» — говорит о явной онтологической границе, о переходе из одной реальности в другую, о явной бытийственной перемене.