Таинственное убийство Линды Валлин

— Все это — типичная мужская байка, — объяснила она суду и его председателю. И если дед действительно рассказывал истории, которые ей приходилось выслушивать в течение многих лет, проведенных с его внуком, то они являлись явным доказательством того, что он был столь же большим вруном, как и его помешанное на охоте мужское потомство.

Просто муксусные крысы иммигрировали в Швецию и Норвегию через Финляндию, и это случилось только в 1944 году, то есть через пару лет после того, как дед ее сожителя на тысячу триста километров южнее якобы настрелял их на пару собственных тапок. А значит, вся история лжива от начала до конца. В течение многих лет, ради спокойствия в доме, она предпочитала молчать об этом. Но если бы сейчас ее спросили, она предположила, что злополучную обувку, скорей всего, изготовили из шкур обычных крыс, а не из ондатр, которых только в последнее время, да и то крайне редко, наблюдали в Смоланде.

Короче, если верить пострадавшей, речь шла о паре сильно потертых за полвека крысиных тапок, вдобавок впитавших в себя пот трех поколений их обладателей. И если сейчас говорить о каком-то символе, то так выглядел ее собственный взгляд на данный аксессуар бывшего сожителя.

— Вы можете представить себе, как они воняли, — сказала пострадавшая и нежно улыбнулась госпоже председателю и остальным членам суда.

«Жаль, что она не пошла работать в полицию», — подумал Ян Левин, взял ножницы и присовокупил еще одну вырезку к своим путевым заметкам из Векшё.

73

Векшё, среда 20 августа — воскресенье 24 августа

В среду утром Левин пришел на работу уже в половине восьмого. У Евы Сванстрём нашлись какие-то личные дела, и, чтобы не выслушивать мудрые изречения Бекстрёма уже за утренним кофе, он поспешил вниз пораньше и позавтракал в одиночестве и в полном покое. Но коллега Сандберг явно успела раньше его.

— Похоже, ты ранняя пташка, Анна, — заметил Левин и дружелюбно улыбнулся ей.

«Но не выглядишь особенно бодрой».

— Мы обсудим это как-нибудь в другой раз, — отрезала Анна и удрученно покачала головой. — Наша старая дама позвонила мне на рассвете и пожелала скорректировать свои свидетельские показания.

— Ага. Да, она уж точно ужасно ранняя птичка, — констатировал Левин и кивнул ободряюще.

— У нее возникло желание изменить свои показания в том, что касается Кларка Гейбла. Тогда она, оказывается, подумала об Эрроле Флинне. А не о Кларке Гейбле в «Унесенных ветром». У него ведь слишком полное лицо. А у виденного ею мужчины оно было гораздо более худое, он скорее напоминал Эррола Флинна. Хотя по-прежнему без усов.

— Хорошо еще, мы не успели подсуетиться с фотороботом, — заметил Левин и улыбнулся.

— Угу. — Анна с сомнением посмотрела на него. — Но потом она сказала еще одну любопытную вещь. Я не знаю, право… однако после твоего рассказа о том, что она фактически намертво стоит относительно дня рождения четвертого июля, а не июня, как мы думали сначала и во что большинство наших коллег до сих пор верят, на мой взгляд…

— Что она еще сказала? — напомнил Левин.

— Она спросила, действительно ли мы абсолютно уверены, что у командира воздушного лайнера нет никакого сына? — сообщила Сандберг.

— В любом случае мы так и не смогли его найти. — Левин покачал головой. — Она сказала еще что-нибудь?

— Обещала позвонить, если что-то вспомнит. Потом передала тебе привет. Ты, похоже, произвел на нее глубокое впечатление.

— Я ничем больше не могу тебе помочь? — спросил Левин.

«С тем, что действительно беспокоит тебя».

— Очень любезно с твоей стороны, — ответила Анна. — Однако думаю, нет. Есть вещи, с которыми можно разобраться только самому. Но в любом случае спасибо.

«Она рассказала мужу о своем походе в кабак месяц назад, и сейчас весь ее мир разлетелся в прах, — подумал Левин. — И все-таки она смелее меня».

На утреннем совещании Бекстрём был необычайно сдержан, пусть даже Олссон и не почтил их своим присутствием. Он искал новые идеи, поскольку мало смыслящее в делах окружение вырвало палочку с ваткой из рук полиции. И, воспользовавшись случаем, Левин напомнил о своих старых предложениях.

— Пусть даже кому-то это покажется банальным, но, на мой взгляд, мы по-прежнему слишком мало знаем о нашей жертве, — сказал он.

— Неужели? — проворчал Бекстрём и криво улыбнулся. — И что ты конкретно имеешь в виду, если я сейчас позволю себе дерзость спросить?

В понимании Левина данный вопрос остался незакрытым. Конкретно речь шла о дополнительных опросах родителей Линды, ее близких друзей и товарищей. Кроме того, — о самых разных записях личного характера, возможно в дневниках, фотоальбомах и всем прочем, чего он так и не увидел. Где-то ведь они лежали, поскольку существовали всегда.

Бекстрём глубоко вздохнул. Пообещал снова поднять этот вечный вопрос перед Олссоном, а потом предложил всем разойтись. Если, конечно, никто не хотел ничего добавить, ведь, по крайней мере, у него самого хватало важных дел.