Таинственный доктор

— Вернемся в хижину; я хочу взглянуть на половинку луидора; надеюсь, ты ее не потерял?

— Боже упаси! Она хранится у матушки в шкатулке вместе с косточкой мизинца святой Соланж.

Доктор поднялся и вместе с Жозефом двинулся в сторону хижины.

Десять минут спустя они были уже на месте; открыв шкатулку, Жозеф протянул доктору монету.

Это в самом деле была половинка луидора с изображением Людовика XV; на ней стояла дата — 1769.

Монета была самая обычная, но распиленная так хитро, чтобы исключить всякую ошибку при соединении ее с другой половинкой.

Уходя от Жозефа, доктор знал ненамного больше, чем прежде; однако теперь он мог быть уверен в том, о чем прежде лишь догадывался: Ева не дочь браконьера.

XVI

ГЛАВА, В КОТОРОЙ НАМ ПРИДЕТСЯ ОТЛОЖИТЬ В СТОРОНУ ЧАСТНЫЕ ДЕЛА НАШИХ ГЕРОЕВ, И ЗАНЯТЬСЯ ДЕЛАМИ ОБЩЕСТВЕННЫМИ

Вернувшись в Аржантон, Жак Мере был поражен возбужденным видом горожан, обычно столь спокойных и неторопливых.

Но еще сильнее поразило доктора то, что, узнав его, горожане тотчас бросились к нему и стали просить у него совета: они не знали, как вести себя в столь сложных обстоятельствах.

— Если вы хотите, чтобы я дал вам совет, — отвечал Жак Мере, — объясните сначала, что стряслось.

— Как! Вы не знаете?! — вскричали разом два десятка голосов.

— Не может быть! — откликнулись другие два десятка.

Жак Мере пожал плечами, дав понять, что не имеет ни малейшего представления о том, что происходит.

— Что-то связанное с политикой? — спросил он.

— Да уж конечно с политикой — с чем же еще!

— Ну, так в чем же все-таки дело?

— Ладно, не притворяйтесь, — крикнул кто-то, — вы делаете вид, будто ничего не знаете, а на самом деле знаете все не хуже нас.

— Друзья мои, — произнес Жак Мере со своей обычной кротостью, — мой образ жизни вам известен; я всегда сижу дома и работаю, а если ненадолго выхожу, то лишь для того, чтобы навестить какого-нибудь больного бедняка, поэтому я и не знаю, что происходит за стенами моего кабинета, где я занимаюсь научными трудами в надежде, что они в один прекрасный день принесут пользу вам, а затем и всему человечеству.

— О, мы отлично знаем, что вы добрый человек, мы вас любим, уважаем и надеемся скоро вам это доказать. Но именно оттого, что мы вас любим и уважаем, мы и хотим спросить у вас, что нам делать, раз уж мы попали в такой переплет.

— Да скажите же мне, наконец, друзья мои, в какой вы попали переплет? — спросил доктор.

— В Париже дерутся, — отвечал один из окруживших Жака аржантонцев.

— Как дерутся?

— Вернее сказать, дрались, а нынче, кажется, уже все кончилось, — сказал другой.

— Но что же именно кончилось, дети мои?

— Ну, значит, в двух словах так, — продолжил свои объяснения тот горожанин, который взялся растолковать Жаку суть дела, — народ хотел войти в Тюильри, как и двадцатого июня, — ну, в тот день, когда Капет надел красный колпак, помните?

— Я в первый раз об этом слышу, друзья мои; но рассказывайте дальше.

— А король не захотел, и швейцарцы стали стрелять в народ.

— В народ? Швейцарцы стали стрелять в парижан?

— Ну, там были не одни парижане, а еще марсельцы и вообще французские гвардейцы. Они-то, кажется, и уложили больше всего народу; сражение шло и перед дворцом, и в приемной зале, и в королевских покоях, и в саду. Погибло семьсот швейцарцев и больше тысячи французов.

— Да, — подхватил другой, — страшное было дело; больше всех пострадали люди из предместий Сент-Антуан и Сен-Марсо; трупы увозили на телегах, и за каждой телегой тянулся кровавый след; а потом тела укладывали по обеим сторонам улицы и все искали там своих родных.

— А король? — спросил Жак Мере.

— Король вместе со всем семейством удалился в здание Национального собрания; он надеялся, что нация защитит его. Но толпа захватила здание и потребовала, чтобы короля лишили власти. Члены Национального собрания сказали, что они не вправе решать столь важный вопрос, что это дело Конвента, который вот-вот должен начать работу. Короля решили поместить в Люксембургском дворце.

— Во всяком случае, — сказал Жак Мере, — если он захочет оттуда убежать, к его услугам катакомбы.

— Точно то же самое сказал прокурор Коммуны, гражданин Манюэль. Так что короля отвезли в Тампль и посадили под замок.

— Откуда же вам все это известно?

— Мы читаем газету «Друг народа», которую издает гражданин Марат. Вдобавок помощник мэра, который десятого августа провел в Национальном собрании целый день с утра до вечера, только что вернулся из Парижа.

— И какое же решение приняло Собрание? — поинтересовался Жак Мере.

— Насчет короля — никакого: Собрание считает самым важным отразить атаки неприятеля.

— Да, это верно, — отвечал Жак Мере с глубокой печалью, — у Франции есть неприятели. Что же постановило Национальное собрание насчет борьбы с этими неприятелями? Ведь они в самом деле очень опасны.

— Оно постановило, что следует объявить: «Отечество в опасности!» — и начать на площади запись добровольцев.

— А что слышно насчет вражеской армии?

— Она заняла Лонгви и движется на Верден.