Таинственный незнакомец

Мы перелетали с места на место, путешествуя по всему свету, как нам случалось уже не раз, и Сатана указывал мне на разные происшествия, большей частью свидетельствовавшие о слабостях и о пошлости людского рода. Он поступал так не из каких-либо низких намерений, вовсе нет, просто для развлечения, а попутно он наблюдал. Так развлекается натуралист, разглядывая большой муравейник.

ГЛАВА XI

Сатана посещал нас весь год, но потом стал являться реже и, наконец, на долгое время вовсе исчез. Когда его не было, я испытывал одиночество и мне становилось грустно. Я понимал, что он постепенно утрачивает интерес к нашему крохотному мирку и может в любую минуту забыть о нем совершенно. Когда он наконец появился, я был вне себя от радости, но радость была недолгой. Сатана сказал, что пришел проститься со мной, прибыл в последний раз. У него есть дела, которые призывают его в другие концы вселенной, и он пробудет там столько времени, что я не сумею дождаться его возвращения.

— Значит, ты больше совсем не вернешься?

— Да, — сказал он, — мы с тобой подружились. Я был рад нашей дружбе. Наверно, и ты тоже. Сейчас мы расстанемся навсегда и больше не увидим друг друга.

— Не увидимся в этой жизни, но ведь будет иная жизнь. Разве мы не увидимся в той, иной, жизни?

Спокойно, негромким голосом он дал этот странный ответ:

— Иной жизни не существует.

Легчайшее дуновение его мысли проникло в меня, а с ним вместе неясное и пока еще смутное, но несущее с собой покой и надежду предчувствие, что слова Сатаны — правда, что они не могут не быть правдой.

— Неужели тебе никогда не случалось думать об этом, Теодор?

— Нет. Мне не хватало смелости. Это действительно правда?

— Это правда.

Благодарность стеснила мне грудь, но, прежде чем я успел ее выразить, вновь родилось сомнение:

— Да, но… мы сами видели эту иную жизнь… мы видели ее наяву… значит…

— Это было видение. Не больше.

Я дрожал всем телом, великая надежда охватила меня.

— Видение? Одно лишь видение?

— Сама жизнь — только видение, только сон.

Его слова пронзили меня, словно удар ножа. Боже мой! Тысячу раз эта мысль посещала меня.

— Нет ничего. Все — только сон. Бог, человек, вселенная, солнце, россыпи звезд — все это сон, только сон. Их нет. Нет ничего, кроме пустоты и тебя.

— И меня?

— Но ты — это тоже не ты. Нет тела твоего, нет крови твоей, нет костей твоих — есть только мысль. И меня тоже нет. Я всего только сон. Я рожден твоей мыслью. Стоит тебе понять это до конца и изгнать меня из твоих видений, и я растворюсь в пустоте, из которой ты вызвал меня… Вот я уже гибну, кончаюсь, я ухожу прочь. Сейчас ты останешься один навсегда в необъятном пространстве и будешь бродить по его бескрайним пустыням без товарища, без друга, потому что ты только мысль, единственная на свете; и никому не дано ни изгнать эту одинокую мысль, ни истребить ее. А я лишь покорный слуга твой, я дал тебе силу познать себя, дал обрести свободу. Пусть тебе снятся теперь иные, лучшие сны.

Странно! Как странно, что ты не понял этого уже давным-давно, сто лет назад, тысячи лет назад, не понимал все время, что существуешь один-единственный в вечности. Как странно, что ты не понял, что ваша вселенная, жизнь вашей вселенной — только сон, видение, выдумка. Странно, ибо вселенная ваша так нелепа и так чудовищна, как может быть нелеп и чудовищен только лишь сон. Бог, который властен творить добрых детей или злых, но творит только злых; бог, который мог бы с легкостью сделать свои творения счастливыми, но предпочитает их делать несчастными; бог, который велит им цепляться за горькую жизнь, но скаредно отмеряет каждый ее миг; бог, который дарит своим ангелам вечное блаженство задаром, но остальных своих чад заставляет мучиться, заставляет добиваться блаженства в тяжких мучениях; бог, который своих ангелов освободил от страданий, а других своих чад наделил неисцелимым недугом, язвами духа и тела! Бог, проповедующий справедливость, и придумавший адские муки, призывающий любить ближнего, как самого себя, и прощать врагам семижды семь раз, и придумавший адские муки! Бог, который предписывает нравственную жизнь, но притом сам безнравствен; осуждает преступника, будучи сам преступником; бог, который создал человека, не спросясь у него, но взвалил всю ответственность на его хрупкие плечи, вместо того чтобы принять на свои; и в заключение всего с подлинно божественной тупостью заставляет раба своего, замученного и поруганного раба на себя молиться…

Теперь ты видишь, что такое возможно только во сне. Теперь тебе ясно, что это всего лишь нелепость, порождение незрелой и вздорной фантазии, неспособной даже осознать свою вздорность; что это только сон, который тебе приснился, и не может быть ничем иным, кроме сна. Как ты не видел этого раньше?