Таинственный противник

– Таково наше условие. Или смерть.

Томми утомленно откинулся на спинку стула.

– Мне нравится ваш стиль, обворожительно категорический. Ну, будь по-вашему. Но одно совершенно необходимо: я должен увидеть ее.

– Кого ее?

– Джейн Финн, естественно.

Немец несколько секунд смотрел на него странным взглядом, а потом сказал медленно, словно тщательно выбирая слова:

– Разве вы не знаете, что она не способна ничего вам сообщить?

Сердце Томми подпрыгнуло. Неужели ему все-таки удастся встретиться лицом к лицу с этой девушкой?

– Я не собираюсь просить ее что-нибудь мне сообщать, – сказал он спокойно. – То есть я ни о чем не буду ее расспрашивать.

– Тогда зачем она вам нужна?

Томми ответил не сразу.

– Чтобы увидеть выражение ее лица, когда я задам ей один вопрос, – произнес он наконец.

И снова немец бросил на него взгляд, которого Томми не понял.

– Она не сможет ответить на ваш вопрос.

– Это не важно. Мне ведь нужно только увидеть ее лицо, когда я его задам.

– И вы полагаете таким образом что-то узнать? – Немец испустил неприятный смешок, и Томми опять почувствовал, что существует какое-то неизвестное ему обстоятельство. Немец не спускал с него испытующего взгляда. – Я начинаю сомневаться, что вы действительно что-то знаете… – мягко сказал он.

Томми почувствовал, что ситуация изменилась не в его пользу. Почва под ним слегка заколебалась. Но какой все-таки промах он допустил?

– Возможно, есть что-то, что мне неизвестно, – сымпровизировал он. – Я же не говорю, будто до тонкостей знаю все ваши махинации. Но ведь и у меня есть кое-что неизвестное вам. Именно на это я и рассчитываю. Денверс был достаточно хитер… – Он умолк, словно испугавшись, что наговорил лишнего.

Однако лицо немца чуть посветлело.

– Денверс, – пробормотал он. – Понятно… – Он помолчал, а потом сделал знак Конраду: – Уведи его. Наверх… Ну, ты знаешь.

– Погодите, – сказал Томми. – А как насчет девушки?

– Не исключено, что это удастся устроить.

– Это совершенно необходимо.

– Там посмотрим. Решить это может только один человек.

– И кто же? – спросил Томми, хотя ответ уже был ему известен.

– Мистер Браун…

– Я его увижу?

– Может быть.

– Идем, – скомандовал Конрад.

Томми послушно встал. В коридоре его тюремщик велел ему подниматься по лестнице, а сам пошел сзади.

На верхней площадке Конрад открыл дверь, и Томми очутился в темной комнатушке. Конрад чиркнул спичкой над газовым рожком и вышел. Томми услышал, как в замке повернулся ключ.

Он начал осматривать свою темницу. Комната была много меньше нижней и почему-то невероятно душная. Тут он заметил, что здесь нет окон. Он прошелся, присматриваясь к стенам. Они были грязные, как и все остальное. На них криво висели четыре картины, изображавшие сцены из «Фауста»[59]: Маргарита со шкатулкой драгоценностей; она же у входа в церковь; Зибель с цветами и Фауст в компании Мефистофеля. Последний напомнил Томми про мистера Брауна. В этой душной каморке, наглухо запечатанной массивной дверью, он был отрезан от всего мира, и зловещая власть этих архиуголовников ощущалась особенно явственно. Сколько ни кричи, никто не услышит. Это же настоящий склеп…

Томми постарался взять себя в руки и, опустившись на кровать, принялся обдумывать положение. Голова трещала от боли, а теперь еще его начал терзать голод. И тишина, эта жуткая тишина.

– Зато я увижу главаря, таинственного мистера Брауна, – сказал вслух Томми, стараясь ободриться. – А если повезет, то и не менее таинственную Джейн Финн. А потом…

А потом, вынужден был признаться себе Томми, его ждет неизвестность, и довольно мрачная.

Глава 17

Аннет

Грядущие неприятности вскоре были забыты, ибо вполне хватало неприятностей сиюминутных. Из коих самой крупной был голод. Томми обладал здоровым аппетитом, и бифштекс с жареным картофелем, съеденный за ленчем[60], казался теперь далеким прошлым. Он с сожалением подумал, что на голодовку ему никак не потянуть.

Он мерил и мерил шагами свою темницу. Раза два, пренебрегая достоинством и приличиями, он принимался барабанить в дверь. Но никто не подходил.

– Черт бы их побрал! – с негодованием выкрикнул Томми. – Они что! Хотят уморить меня голодом!

Ужасная догадка заставила его похолодеть. А вдруг это один из тех милых методов, с помощью которых Борис развязывает арестованным языки? Но он тут же отбросил эту идею.

«Это все скотина Конрад, – решил он, – это его проделки. Будь моя воля, вот уж с кем бы я поговорил по душам».

Воспоминания о Конраде вызвали в нем непреодолимое желание съездить привратника чем-нибудь тяжеленьким по его яйцеподобной голове.