Таинственный сад

— Ну, да, — торопливо продолжал Колин, — это все сад сделал, и Мери, и Дикон, и «твари»… и волшебная сила. Никто ничего не знает. Мы хранили тайну, чтобы рассказать тебе, когда ты приедешь. Я совсем здоров… Я могу обогнать Мери. Я буду атлетом!

Все это было сказано так, как говорит здоровый мальчик: лицо его горело, и слова точно перегоняли друг друга — так он был оживлен. Душа мистера Крэвена дрогнула от невыразимой радости.

Колин протянул руку и положил ее на руку отца.

— Разве ты не рад, папа? — закончил он. — Ты не рад? Ведь я теперь буду жить всегда, во веки веков!

Мистер Крэвен положил руки на плечи мальчика и несколько секунд держал его так. Он знал, что не сумеет скоро заговорить.

— Возьми меня в сад, мой мальчик, — сказал он, наконец. — И расскажи мне все.

Они повели его в сад.

Сад представлял собою смесь осенних тонов — золотистого, пурпурного, фиолетово-голубого, огненно-красного; повсюду виднелись целые снопы поздних лилий — белых и белых с красным; повсюду вились поздние розы, свешиваясь вниз целыми кистями, облитые лучами солнца, желтевшие деревья казались еще более золотистыми, и чудилось, будто стоишь в каком-то тенистом золотом храме. Мистер Крэвен стоял молча, как стояли дети, когда впервые вошли в этот сад. Он все оглядывался вокруг.

— Я думал, что здесь все мертво, — сказал он.

— Мери тоже так думала сначала, — сказал Колин, — но сад ожил.

Потом они уселись под своим деревом — все, кроме Колина, которому хотелось стоять, когда он рассказывал.

Это была самая странная история, которую он когда-либо слышал, — так думал мистер Крэвен, слушая беспорядочный детский рассказ. Таинственность, волшебная сила, дикие животные, странная ночная встреча, наступление весны, взрыв оскорбленной гордости, заставившей маленького раджу вскочить на ноги и бросить вызов в лицо старого Бена; дружба детей, «представление», великая тайна, которую они так бережно хранили… Их слушатель хохотал так, что у него на глазах выступали слезы; а иногда на глазах у него появлялись слезы, когда он вовсе не смеялся. Будущий атлет, лектор и ученый, который собирался делать великие открытия, был просто потешный, милый, здоровый маленький человек.

— А теперь, — сказал он, окончив свой рассказ, — это уже больше не должно быть тайной. Все они, пожалуй, смертельно испугаются, когда увидят меня, но я никогда больше не сяду в это кресло… Я пойду с тобою, папа, назад домой!

…Обязанности Бена Уэтерстаффа были таковы, что ему редко приходилось уходить из садов, но по этому случаю, под предлогом, что ему надо было отнести овощей на кухню, он пробрался в людскую, где миссис Медлок предложила ему выпить кружку пива, и, таким образом, ему удалось присутствовать, как ему хотелось, при самом интересном событии в Миссельтуэйт-Мэноре.

Из одного окна, выходившего во двор, можно было видеть часть лужайки. Миссис Медлок, зная, что Бен пришел из садов, думала, что он, быть может, случайно видел хозяина или даже его встречу с Колином.

— Вы кого-нибудь из них видели, Уэтерстафф? — спросила она его.

Бен отнял пивную кружку от рта и вытер губы рукою.

— Да, видал, видал, — ответил он с хитрым многозначительным видом.

— Обоих? — подсказала миссис Медлок.

— Обоих, — ответил Бен. — Спасибо вам, сударыня, я бы еще одну кружку выпил!

— А где был мистер Колин? Как он выглядел? Что они сказали друг другу?

— Этого я не слыхал, — сказал Бен, — потому что я стоял поодаль, на перекладине лестницы, и глядел через ограду… Но я тебе вот что скажу: тут, наруже, такие вещи творились, про которые вы, домашние, ничего и не знали… А если ты что-нибудь узнаешь, то узнаешь очень скоро.

Когда миссис Медлок взглянула в окно, она всплеснула руками и слегка вскрикнула, и все слуги, мужчины и женщины, которые были поблизости, бросились в комнату и стали глядеть в окно, причем глаза у всех чуть не выскочили из орбит.

По лужайке шел владелец Миссельтуэйта с таким выражением лица, какого многие из них никогда не видели у него, а рядом с ним, высоко держа голову, со смеющимися глазами, энергично и уверенно, как любой мальчик в Йоркшире, выступал Колин.