Таинственный случай

Осторожно спустившись по скользким ледяным ступенькам , мы оказались в небольшом продолговатом помещении с низкими потолками. В нем, прижавшись друг к другу, сидели люди, кто-то читал, кто-то спал, кто-то тихонько переговаривался. В дальнем углу, поближе к печке-буржуйке, сидела молодая женщина с грудным ребенком на руках, глаза ее были закрыты, она непрерывно покачивалась из стороны в сторону, пыталась успокоить беспрестанно хныкающего малыша. Старичок, сидевший рядом, достал из кармана холщинку и аккуратно развернул ее у себя на колене. Завернутым в серо-белую ткань оказался небольшой, размером в половину моей детской ладони кусочек хлеба. Сразу в подвале возникла мертвая тишина, гул стих, все присутствующие люди голодными глазами наблюдали за дедулей. Я заметил, что сидевшая неподалеку стайка девчонок с жадностью втянули в себя воздух, стараясь почувствовать запах этого мизерного кусочка хлеба. Немолодая женщина в сером пальто сглотнув слюну, стыдливо отвернулась в сторону.

Старичок, аккуратно разломив хлеб пополам, протянул один кусок женщине с ребенком.

– На.., дай-ка ему маненько, – сказал он.

Дрожащими руками женщина взяла у старика протянутый ей хлеб.

– Ты не суетись, не суетись, милая – учил ее дед. Нажуй ему хлебушка хорошенько, заверни его в платочек и пусть сосет. Вот так, молодец… Много то в рот ему не пехай, пусть сосет по-маленькому. Не торопи его, пусть сам кушает. Ишь, как причмокивает! А у самой-то у тебя, что молока совсем нет?

Женщина устало помотала головой и тихо сказала: – Было немножко, а вчера совсем пропало.

Старичок тяжело вздохнул: – Терпи, терпи, родимая. Прорвемся. Вот уж весна пришла, скоро снег сойдет, и заживем. Ты главное о хорошем думай. Мальцу то твоему ведь все твои плохие мысли передаются.

Сказав это, дед аккуратно подобрал губами со своей морщинистой ладони крошки хлеба, и убрал его остатки обратно в платок.

– Санька, мы похоже во времени переместились, – прошептал мне на ухо Пашка. И попали в блокадный Ленинград. Это ж жуть, что делать то будем?

– Не знаю. Если кому расскажем, как бы в «дурку» не отправили. Надо бы точно узнать какой сейчас год? А потом уж будем думать, как в наше время возвращаться будем.

– Тетенька, я чего-то запамятовал, а сколько уж времени война идет? – спросил Пашка сидевшую неподалеку женщину.

– 22 июня – 2 года будет, – ответила она.

– Значит сейчас 1943 год, – прошептал я.

Кто-то крикнул:– Ребята, выходим! Артобстрел закончился.

Выйдя на улицу, мы с удовольствием вдохнули свежий морозный воздух. Уже стемнело.

Мои наручные часы показывали – 17.30.

– Куда пойдем? – спросил меня Пашка.

–Не знаю, – ответил я. Наш дом построили уже после войны. Поэтому домой нам идти нельзя. А стоять на месте замерзнем. Пошли просто вперед. Надо хоть немножко согреться.