Потом настало время смирить чувства и многое рассказать друг другу. В Лондоне ее лавка располагалась в одном из наиболее многолюдных пассажей, и торговля ее процветала. Она сказала, что поддерживает связи с парижскими модными торговцами, и в частности, со знаменитой госпожой Бертен, что в английской столице лавку ее посещают высокородные клиенты. Ее речь, ставшая, по сравнению с прежней, грамотной, выверенной и изысканной, кружила ему голову. Она была счастлива повидаться с Луи: он стал таким красивым! Но она никак не могла поверить в блестящее будущее, какое сулит ему его положение и имя. Он поблагодарил ее за великодушие, она опять расплакалась, и он, как и семнадцать лет назад, когда они встречались у нее в каморке под крышей, стал утешать ее, нежно гладя по голове. Он, наконец, понял, что она значит не только для него, но и для всего рода Ранреев: в его и ее сыне воплотилось будущее этого рода.
— Я должен просить у тебя прощения. Тогда, в Версале, я был груб…
Она не позволила ему договорить.
— Замолчи! Я страдала, но я тебя простила. Ты не можешь быть жесток. Я все поняла, все!
Приблизился час прощания. Антуанетта исчезла в будуаре. Одеваясь, Николя заметил в углу комнаты груду тюков и узлов. На надписях значилось имя миссис Элис Домби, без сомнения, английской клиентки Антуанетты. Особенно его заинтересовал загадочной формы кожаный футляр: на нем стоял адрес и имя знакомого ему английского поставщика. Не развивая мысль дальше, он на всякий случай отметил этот факт. Выйдя к нему в дорожном платье, мать Луи снова расплакалась и не захотела, чтобы он провожал ее до почтовой кареты, отбывавшей с улицы Фоссе Сен-Жермен л’Осеруа в направлении Булони.
Запутавшись в собственных мыслях, он шел по улице Бак, даже не подумав взять фиакр, хотя они во множестве проезжали мимо. И только колючий мороз вывел его из охватившего его оцепенения. Его обуревали противоречивые чувства. Неужели он забыл Эме д’Арране? Самое время о ней вспомнить! Что за безумие на него нашло? И все же он не чувствовал за собой вины; порыв, которому он поддался, был искренним и неожиданным. Он по привычке принялся анализировать собственные чувства. Антуанетта вызвала у него прилив нежности, ибо являлась частью его молодости. К тому же она — мать Луи. При этой мысли сердце его преисполнилось сладостным трепетом. Однако он не мог не воздать должное ее решительности и способности устроить свою собственную жизнь. Ему стало досадно, что она не нуждается в его покровительстве. Интересно, откуда у него возникла такая потребность? Может, потому, что он старше ее на несколько лет? А может быть, он любит сразу двоих? Ему вспомнилось одно из наблюдений Ноблекура. Неужели старый магистрат читал в его сердце лучше, чем он сам? Пора положить конец бессмысленным рассуждениям; он слишком привык всегда и все усложнять. Но несет ли он ответственность за свою противоречивую натуру? После длительного пережевывания беспорядочных мыслей он с трудом обрел прежнюю ясность ума.
Наконец он взял фиакр и отправился к портному показать кусок ткани от куртки незнакомца из Фор-Левека. Его вторжение в святилище моды вызвало настоящий переполох. Мэтр, как обычно, мрачный, восседал в кресле. Увидев Николя, он дважды стукнул по полу тростью, и толпа подмастерьев, сорвавшись с места, принялась разматывать огромный лист шелковой бумаги, закрывавший ивовый манекен, одетый, как показалось Николя, в ослепительное платье.
— Господа, снимайте. Маркиз де Ранрей оказал мне честь своим посещением. Вот уже пятнадцать лет, как я крою для него фраки, и наши общие воспоминания…
Поклонившись мэтру, Николя обошел кругом манекен.
— Да это настоящий шедевр!
Вашон просиял от гордости.
— Парадный наряд из шелка цвета слоновой кости. Длинная юбка на панье. Полюбуйтесь, какая вышивка украшает корсет, какой мысочек спускается до самого края юбки! Разумеется, такой фасон был еще у Помпадур, но красота не устаревает! Это парадное платье сшито для немецкого двора.
Николя склонился над узорчатым рисунком, где китайские мотивы переплетались с западными орнаментами и вязью стилизованных цветов.
— Ну разве не красота? Ткань прибыла из Китая. Только тамошние люди, трудолюбивые и терпеливые, могут создавать вышивки и на атласе, и на шармезе. Они умеют аккуратно водить нить во все стороны, сохраняя блеск и свежесть оттенков; видите, как тон за тоном нежный цвет молодой слоновой кости переходит в цвет кости зрелого слона, а затем в цвет кости, потемневшей от времени.
— Итак, дела идут?