Таинственный Восток

Эйфория Карен завяла много раньше роз. Она вспыхивала каждый раз, когда вспоминала, как танцевала на улице, обещая себе при каждом шаге, что расскажет Эрику правду, когда наступит подходящий момент. Она сделала несколько попыток, но каждый раз подходящий момент каким-то образом превращался в неподходящий, и она была вынуждена прикусывать язычок. Точно так же она не сказала Эрику, что любит его, ждала, что он признается первым. И всегда в глубине ее мозга, раздражая, как этикетка на воротнике накрахмаленной блузки, вертелся вопрос: а меня ли он любит?

- Ты сегодня кажешься очень задумчивой, - сказал ей Эрик, переводя ее через поток машин на Бродвее в спокойный уголок, называемый Даффи-Сквер. Карен подсказала ему, что именно здесь нью-йоркцы обычно покупают театральные билеты за полцены, а Эрик, жадный до всего, что делают местные жители, захотел присоединиться к очереди. Очередь несколько продвинулась вперед, когда стоявшие перед ними две полные блондинки среднего возраста затеяли спор о том, сколько раз они смотрели "Кордебалет".

- Почему ты притихла? - Улыбаясь, он взял ее за подбородок и повернул к себе.

- Сегодня я выбросила твои чудесные розы.

- Только и всего? Я пришлю еще. - Его палец скользнул по щеке, потом дальше, к шее, под волосы. - Я рассчитывал, что ты пригласишь меня в свою квартиру взглянуть на них. - Его серые глаза потемнели до цвета графита.

Невозможно было отмахнуться от соблазнительности его слов, или обещаний, выдаваемых выражением глаз. У Карен перехватило дыхание.

- О, Эрик, ты знаешь, как бы я хотела пригласить тебя...

- Да? - Его веки опустились и наполовину прикрыли глаза, которые были полны желания. Она вздохнула.

- Но не сейчас.

- О... - Его рука упала, и он повернулся в сторону очереди.

Карен схватила и сжала его руку.

- Мы ведь по-настоящему еще не знаем хорошо друг друга, верно? Эрик взглянул на Карен:

- Когда ты была в моих объятиях, мне казалось, что я знал тебя всегда.

Она смотрела ему прямо в лицо, но тут почувствовала, что обе блондинки повернули головы в их сторону и прислушиваются. Очередь теперь продвигалась быстро, и она положила ладонь на его руку.

- Знаешь, я чувствовала то же самое.

- Заполненная, ты тогда сказала. Помнишь, ты сказала, что я заставил тебя чувствовать себя заполненной и цельной. - В его голосе слышалось волнение.

- Да, конечно. Так было со мной и с тобой тоже. И все же я думаю, что мы должны лучше узнать друг друга.., раньше, чем...

- ..снова заняться любовью! - произнес он громко.

- Никогда не слышал шоу под таким названием, приятель, - сказал мужчина за окошком кассы, обращаясь к Эрику. - Может быть, возьмете на что-нибудь другое?

Эрик повернулся к Карен.

- Может быть, "Поглупевший ради любви"? - робко сказала Карен. - Кажется, это о Дуге Фербенксе.

- Все, что ты скажешь, - произнес Эрик, расплывшись в широкой улыбке, все, что ты скажешь. Ты увидишь, что я очень понятливый.

Чудесные летние дни пролетали, как степной ветер, когда она и Эрик вместе изучали Нью-Йорк, открывая город друг для друга. Она узнала, что любимым блюдом Эрика были совсем непопулярные среди датчан спагетти сорта карбонара, а любимым напитком - аквавит <Сорт/>водки, настроенной на зернышках тмина.>, запиваемый карлсбергским пивом. Однажды вечером она повела его на "Богему", поставленную на открытом воздухе в Центральном парке, и видела, как его лицо стало в последнем акте рассеянным и тревожным. Когда Мими умерла, он стиснул кулаки и по щеке его скатилась слеза. Сердце у нее сжалось.

А в другой раз, перед тем как пойти на фильм Ингмара Бергмана, он сказал ей, что его любимая кинозвезда - Хельга Лювергрен. Она никогда не слышала этого имени, тогда он назвал ей несколько фильмов, датских или шведских - она не могла разобрать чьих, - и съел все булочки с изюмом.

Трогательным было и их посещение собрания Филдинга, когда они остановились в восхищении перед обнаженной Рубенса, пощипывающей виноградную гроздь. Откровенная сексуальность картины ошеломительно возбудила тогда Карен, а Эрик выбрал этот момент для того, чтобы шепнуть ей на ухо, что он бы предпочел на завтрак виноградный сок, кофе, рогалики и сыр.

Она также узнала, что ему нравятся американские народные песни, что он и его два брата владеют большим летним домом на одном из островов у побережья Дании, что он планирует жениться до того, как ему исполнится сорок, и что он хочет иметь четверых детей. Но при всем при том она так и не узнала, любит ли он ее. Он вел себя, как влюбленный мужчина, но не говорил ей об этом.

Вместо этого он постоянно задавал ей вопросы, выпытывал ее жизненные планы, которых, если честно, у нее не было.

- Как долго ты планируешь продолжать свою карьеру? - спросил он ее однажды в полдень, когда они в Блумингдейле ждали, пока миниатюрная продавщица заворачивала выбранные Эриком спортивные рубашки. Ему нравилось брать ее с собой за покупками. Он говорил, что это придает ему уверенности. - Ты ведь не сможешь всегда быть моделью.