Таинственный замок

— Ну, поговорю я с тобой дома! — прошипел в ответ на тычок хранитель памяти и тотчас же поспешил расплыться в одной из самых сладких своих улыбок, переводя взгляд на молодого графа. Рука его слегка сжала плечо спутницы, и он, вновь старательно вживаясь в роль ее кузена, уже в полный голос проговорил:

— Не удивляйся так, Татин, — девушка, пытающаяся сохранить на лице приветливость и при этом внимающая грозным речам названого брата, и в самом деле в этот миг походила на какую-то куклу, только и умеющую, что с глупым видом хлопать глазами, — Полагаю, месье Эри́к хотел сказать, что приглашает нас остаться на ночь в замке. Не правда ли, друг мой?

— Ну, разумеется! — блондин, кивающий во время речи друга, широко улыбнулся и, мягко взяв руку его «сестры» в свою, в очередной раз коснулся ее губами, — И если вы, мадемуазель, согласитесь остаться, я буду безмерно счастлив проводить вас к отведенным вам покоям.

Абсолютно не ожидавшая такого предложения (и небезосновательно полагающая, что вскоре ей процелуют дырку в руке) Татьяна, несколько растерявшись, вопросительно обернулась, взирая на по-прежнему продолжающего стоять за ее спиной хранителя памяти.

— Я… да я даже как-то не знаю… Винсент, можно? — говоря это, она очень очаровательно улыбнулась, старательно изображая на лице совершеннейшую невинность и готовность подчиниться любому решению строгого «брата».

Впрочем, реакция последнего оказалась довольно предсказуема. Несколько долгих секунд он сверлил девушку весьма раздраженным и явно не согласным с таким вариантом развития событий, взглядом, а после, натянув на лицо кислую улыбку, неохотно кивнул, медленно выпуская ее плечо.

— Конечно-конечно, — голос хранителя памяти звучал, если таковое вообще возможно, еще более кисло, чем выглядела его же улыбка, однако, молодой граф, полностью поглощенный обществом своей новой знакомой, явно не обратил на это никакого внимания. Его улыбка, при услышанных словах дозволения со стороны «кузена» девушки стала мечтательной, глаза засияли, да и все лицо приобрело вид явственно романтической задумчивости.

— В таком случае, идемте, мадемуазель Татин, — ласково проговорил он и, не дожидаясь дополнительного согласия или приглашения к действиям со стороны девушки, аккуратно подхватил ее под руку, увлекая за собой почему-то не к началу зала, как, собственно, и ожидала его спутница, а напротив, к его концу. На Винсента, провожающего их мрачным взглядом и ухитряющегося исподтишка грозить «сестрице» кулаком, он не обратил ровным счетом никакого внимания. Лишь Татьяна, обернувшись где-то на половине пути, успела заметить недовольный вид хранителя памяти и, чуть пожав плечами, незаметно кивнула на своего спутника, как бы намекая, что отношения к происходящему не имеет ровным счетом никакого.

Винсент в ответ сморщился в характерно-скептическом выражении и, шепнув одними губами «Не верю!», решительно развернулся на каблуках, направляясь в сторону, противоположную той, куда увлекал девушку хозяин замка.

Путь до отведенных последней покоев занял не то, чтобы совсем мало времени, но, в общем-то, и не очень много. Возможно, дело было в том, что Татьяна, увлеченная обществом своего спутника, решительно перестала замечать течение времени, а может она просто слишком засмотрелась на те помещения замка, где бывать ей прежде не доводилось, — это неизвестно.

Поднявшись вместе с молодым графом, который негромко говорил ей что-то приятное, похожее на комплименты, по лестнице, она оказалась на небольшой площадке, буквально нависающей над залом и позволяющей из-за резных перил рассмотреть с высоты второго этажа все его великолепие. Надо сказать, с этого ракурса он выглядел ничуть не менее прекрасно, Татьяна даже остановилась, было, чтобы полюбоваться красотой, предстающей ее взгляду, но Эрик, похоже, абсолютно не обращающий на эту самую красоту внимания, мягко потянул ее к двустворчатым, распахнутым настежь дверям, и девушка подчинилась.

И нельзя сказать, что пожалела об этом.

Прекрасный зал, великолепный холл, даже гостиная, которая, должно быть, в этом времени выглядела не хуже, чем в мгновения, когда Роман призывал мажордома в будущем, — все это ни шло ни в какое сравнение с живой красотой, увиденной ею сейчас.

За большими дверями ей открылась длинная галерея, сплошь уставленная и украшенная различными, порою абсолютно неизвестными девушке, изысканными и оригинальными цветами и растениями. Окна, здесь находящиеся с обеих сторон, мягко овивал плющ, скользящий по стене возле очередного проема вверх, огибающий его, повторяя полукруглую форму, и плавно спускающийся вниз; он невероятно походил на прекрасную лепнину на стенах замка, ту, что Татьяне довелось видеть над дверью, ведущей в гостиную, но поражал своей живостью, зеленью, буквально дышал жизнью, не допуская и тени сомнения в своей принадлежности к настоящей флоре.