Таинственный замок

— Татьяна! — голос хранителя памяти, прозвучавший, как рык, оказался куда как убедительнее, и девушка, прекращая рваться на встречу вероятной погибели, замерла, сумрачно взирая на строгого «братца». Последний, сжав ее руку с такой силой, что тонкие косточки опоясанного браслетом запястья слегка побелели, ответил не менее красноречивым взглядом, тихо и внушительно проговаривая:

— Одна ты никуда не пойдешь. Не хватало мне еще потом объяснять Эрику, куда испарилась его гостья и почему ее бездыханное тело валяется в восемнадцатом веке! Пошли, — завершив тираду столь неожиданным образом, он легонько потянул Татьяну за руку, быстрыми, размеренными шагами направляясь в нужную сторону, — И постарайся особенно не дергаться, хорошо? Мы здесь только, чтобы увидеть, что произошло, а не попытаться поменять уже случившиеся события.

— Я помню, — недовольно буркнула в ответ девушка, — На бабочек не наступать, лошадок не красть.

— Вот именно, — не поддержал невеселую и абсолютно неуместную сейчас шутку хранитель памяти и, продолжая удерживать спутницу, прибавил шагу.

Девушка поспешила за ним.

Вскоре цель их пути стала принимать гораздо более четкие очертания, и Татьяна, неожиданно начавшая узнавать двери, ровной чередой идущие с левой стороны коридора, изумленно заморгала.

— Подожди, но это же…

Винсент, не отвечая, и как будто бы вообще не замечая слов спутницы, резко остановился. Девушка, сделавшая, было, по инерции шаг вперед, ощутив рывок за руку, тоже вынуждена была остановиться и, пытаясь осознать причину столь резкого прекращения движения, непонимающе заозиралась.

В коридоре царила тишина.

Двери, располагающиеся возле того места, где замерли в ожидании чего-то неведомого путешественники во времени, были плотно закрыты, возможно, даже заперты, ни единого звука из-за тяжелых створок не долетало. Возгласов, криков, топота ног, даже шорохов или, тем паче, рычания, тоже более не было слышно, и чем дольше длилось это безмолвие, тем больший ужас охватывал впечатлительную душу Татьяны, тем большая угроза чудилась ей в этой тяжелой тишине. Замок, казалось, застыл в преддверии должной вот-вот разразиться бури; создавалось впечатление, что более в нем, стараниями неожиданно атаковавших нелюдей, не осталось ни единой живой души.

Резко распахнувшаяся и ударившаяся о стену дверь, напротив которой они стояли, заставила Татьяну подпрыгнуть от неожиданности и обратить все свое испуганное внимание на нее.

За дверью царила тьма. Освещающая комнату люстра, очевидно, была погашена чьей-то злой волей, и ночь, проникнув в окно, вступила здесь полностью в свои права. Свечей, столь обеспокоивших девушку в будущем, сейчас видно не было, и тем не менее, угадать, что это за помещение, не составило для перепуганной наблюдательницы ни малейшего труда.

Это был будуар.

Впрочем, говоря начистоту, сейчас внимание Татьяны привлекало отнюдь не отсутствие света в этом помещении, и уж тем более не интересовал ее поиск трех маленьких, едва различимых огоньков в нем. Куда как больше беспокоило ее то, за что зацепился ее взгляд на пороге комнаты.

В косяк двери, вынырнув из мрака, неожиданно вцепилась кажущаяся белой, бледная едва ли не до синевы, рука с обострившимися костяшками, и слуха наблюдателей коснулся чей-то задушенный хрип.

Девушка, неожиданно всем своим существом очень ясно почувствовавшая, кому он принадлежит, рванулась, было, вперед, но хранитель памяти, буквально сграбастав в охапку, успел удержать ее.

Из мрака показалась нога, затем еще одна, и на порог будуара, шатаясь, будто пьяный, бледнея на глазах, с трудом вышел хозяин замка. Белая рубаха его была перепачкана в чем-то красном, до жути легко узнаваемым; из кажущейся небольшой ранки на шее толчками вытекала кровь, скользя вниз, теряясь где-то под воротом и окрашивая и его в алый цвет.

Татьяна приоткрыла губы, собираясь то ли что-то сказать, то ли просто ахнуть, но не сумела выдавить из себя ни звука.

Из мрака будуара послышалось странное и страшное, совершенно нечеловеческое, и вместе с тем абсолютно не похожее на волчье, рычание, и на спину молодого графа, выскочив из комнаты, бросилась Луиза, обхватывая его руками и ногами и вновь присасываясь к кровоточащей ране на его шее.

Эрик слабо вскрикнул, сбиваясь то ли на стон, то ли на всхлип, и Татьяна, по сию пору наблюдавшая эту сцену в совершенном окаменении, вновь забилась в руках крепко держащего ее Винсента. Стоять и смотреть на то, как самого любимого, самого дорогого для нее человека, убивают прямо у нее на глазах, она не могла.

Эрик, слабо пытающийся сбросить с себя гадкую хищницу, стал медленно оседать на пол, и девушка ощутила совершенное, абсолютное отчаяние, широко раскрытыми глазами глядя на уже не бледнеющее даже, а сереющее лицо графа де Нормонд.

— Да пусти же ты! — не в силах более держать себя в руках, вскрикнула она, готовая уже едва ли не убить удерживающего ее мужчину.