Читаем Тайну охраняет пламя полностью

Но отблеск исчез, ветер ослабел, а явно только при этом ветре были какие-то условия, способствующие появлению отблеска.

- Компас! Компас! - закричал Димка и сам кинулся в палатку. Мы долго стояли молча. Отблеска не было, едва видимые уходили на юг последние клочки облаков, а отблеска все не было.

И тут, оглянувшись, я поразился, насколько возбуждено было всегда бесстрастное лицо Сатанды.

Прошло пять минут, десять - ничего, полчаса - ничего, час - мы заледенели совершенно. Топая и размахивая руками, мы все ждали. И вдруг...

- Есть! - закричал Димка.

Чуть заметное беловатое пятнышко появилось на невидимом в темноте облаке, я поспешно навел визир компаса.

- Примерно 255 градусов,- сказал Дима. И отблеск растаял.

Мы вошли в палатку, поспешно достали планшеты. Проложенная линия уходила куда-то к району нижнего Курумды в сторону каменной головы, в сторону находок обсидиана.

- Черт подери!- вдруг закричал Димка,- я все думал, думал, кого мне напоминает эта мужская голова на пайцзе. Ведь это же каменная голова на хребте!

- Верно,- тихо сказал Аркадий.

Всю ночь мы дежурили по очереди. Я дежурил предпоследним. Часа за три до рассвета меня сменил Джемогул. Я подумал, что, пожалуй, дежурить незачем, опять поднялся ветер, опять мела поземка. Но потом я вспомнил о тех двух и решил оставить старика дежурить.

- Иди спать, начальник,- мягко улыбаясь, сказал Джемогул,- спи спокойно. Теперь-то уже найдем, обязательно найдем!

- Спасибо тебе, аксакал,- сказал я,- в который раз выручаешь меня!

Утром, когда я проснулся, в лагере царило смятение. Слышались какие-то выкрики, куда-то бежали.

- Что случилось? Что случилось? - закричал я, поспешно выбираясь из спального мешка.

Но мне никто не ответил. Голоса удалялись. Я выскочил из палатки. Утро было хмурым, мела поземка, мороз был за десять градусов. Метров за сто от лагеря я увидел всех наших. Я подбежал туда. Все столпились над чем-то лежащим в снегу. Полуодетый Димка, нервно сжимающий и разжимающий руки. Хмурое лицо Киры со слезой, ползущей по щеке. Перекошенное лицо Кара-бая. Откровенно плачущий Вася.

У их ног, уже полузанесенный снегом, лежал Джемогул. Неровное, черно-красное пятно заливало ему грудь и горло. Лицо его было бледным. Глаза полузакрыты. И ветер шевелил седую бороду, в которую уже намело снежинок.

"Боже мой! Боже мой! Ты опять спас меня, старик!"- мелькнуло у меня в голове. "Но какой ценой!".

Напрасно в течение нескольких дней быстро прискакавшие пограничники искали Сатанду. Он исчез. К себе в юрту не вернулся, никто его не видел, он как в воду канул.

Мы сняли лагерь и пошли по засеченному азимуту. Уже на следующий день мы были близко от устья Курумды, недалеко виднелась и голова, но на этот раз мы к хребту подошли с противоположной стороны.

Опять начались поиски. В ватниках и теплых брюках было тяжело карабкаться по скалам. В первый же день Аркадий с Кирой обнаружили сразу мастерские первобытного человека, где обделывали обсидиан. Рыбников на второй день нашел следы магматизма, значит, где-то здесь в давно прошедшие времена вышла лава и застыла. Здесь и должен был быть обсидиан.

Целый хаос каменных нагромождений вздымался вокруг. Казалось, природа нарочно именно в этом месте создала причудливые переплетения гор, хребтов, рассеченных узкими щелями, прорезями. Причудливые крутые склоны известкового хребта были изъедены многочисленными пещерами. Одни из них были глубоки и их темные коридоры на десятки метров уходили в толщу горы, другие были только в виде ниш. В этих известняках долго работала вода, создавшая бесконечные лабиринты ходов. Во многих из них когда-то жили наши предки.

Но ни первый день, ни четвертый, ни пятый, ни шестой не дали ничего. В шестой вечер мы собрались в палатке, было холодно, облачно, ветрено, но никаких отблесков. Внезапно снаружи раздался лай Бартанга и какой-то шум.

Мы вылезли из палаток. Бартанг надсаживался от лая, к лагерю подходил караван.

- Гостей принимайте,- проговорил знакомый голос.

- Черт подери! Уткин! Неужели ты? Какими судьбами?

- Гостей принимайте,- повторил Уткин, как тисками сдавливая мою руку, и кивнул в сторону какого-то незнакомого человека, который неуклюже слезал с лошади. Я обратил внимание, что повод уздечки был не в руках у всадника, а оказался привязанным к вьючной лошади.

- Здравствуйте,- подходя к нему, сказал я.

- Здравствуй,- ответил приехавший, как-то странно улыбаясь и глядя куда-то в сторону.- Нашел? - и что-то страшно знакомое было в его голосе и в лице... Неужели?..

- Мишка! Смуров! Неужели ты? Живой! - закричал я, кидаясь к нему, но он как-то странно, не двигаясь, протянул ко мне руки.

- Живой! - все также странно улыбаясь, сказал он.- Да только вот... слепой.

Мы обнялись. Я почувствовал щекой его щетинистую щеку. Не знаю, чья щека была мокрой. Мы постояли, обнявшись, и пошли к палатке.

И вдруг Бартанг, кидавшийся с лаем на Смурова, неожиданно завертелся, заегозил и, дико колотя хвостом, кинулся ему на грудь и облизал ему все лицо.

- Смотрите! Смотрите! - кричал Вася.- Узнал! Узнал!

- Кто это? - спросил Смуров.

- Бартанг узнал тебя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На заработках
На заработках

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

Николай Александрович Лейкин

Русская классическая проза