Читаем Тайну охраняет пламя полностью

Смуров снял с пояса гранату и привязал к ее чеке веревку, подсунул ее под ящик с толом и стал разматывать веревку, отходя от машины. Размотав ее полностью, с ужасом увидел, что веревка немыслимо коротка, а рядом Смуров не увидел больше ничего, чем можно было бы удлинить веревку. Неожиданно с радостью на фоне неба он различил провода, идущие над оврагом. Но в ту же минуту эти провода стали четкими и резкими, по небу одна за другой празднично веселыми пошли багровые пунктиры ракет. Смуров завертелся, заметался, схватился за свой ремень, а потом, услышав сразу вспыхнувшую пулеметную и ружейную стрельбу, понял, что каждая минута промедления уничтожает надежду прорваться. Ему ужасно захотелось тихонько положить на траву эту проклятую бечевку. Но он замотал головой, прилег в глубокую канаву, стиснул зубы и, сказав себе вслух "Ну! Ну же!", закрыв глаза, дернул веревку обеими руками.

Он пришел в себя от нестерпимой головной боли. Было светло. Приподнимаясь, Смуров удивился, увидев, что он бос. Второе, что его поразило - полная тишина, царившая вокруг. И третье, заставившее его передернуться и припасть к земле, была большая группа немцев, деловито растаскивающих всякие товары из сельмага.

Смуров с трудом встал и, балансируя на непослушных ногах, стараясь быть незамеченным немцами, подошел к недалеко стоявшему сараю, надеясь закопаться в кизяк, наполнявший это полуразрушенное строение.

Последнее, что он почувствовал, это искровой вихрь, вспыхнувший в голове. Это один из немецких солдат, тот самый, что недавно стащил с него хромовые сапоги, считая его мертвым, неожиданно увидев, что ограбленный им труп сначала сел, а затем двинулся к сараю, быстро догнал этого странного человека и со всего размаха ударил его прикладом в затылок.

Вот что видел собственными глазами Уткин. Он раненый лежал тут же, но уже под конвоем.

* * *

Наши поиски продолжались и в следующие дни, хотя альпинисты говорили, что это уже не нужно, что теперь слово за ними, что скоро они доберутся до пещеры, и все будет ясно.

Они деятельно готовились к штурму.

План альпинистов был такой: по одной неширокой щели (как они говорили кулуару) добраться до гребня хребтика, затем пройти по хребтику так, чтобы очутиться над балконом и уже оттуда на тросе спуститься на него. Но для этого нужно было сделать много скальной работы. И они день за днем прокладывали дорогу по щели до гребня. Это так говорится - дорога. На самом деле в маленькой щелке, под огромным углом поднимавшейся к гребню, расчищались маленькие выступы, на которые можно поставить ногу, в трещины забивались скальные крючья, за которые можно держаться рукой, укреплялась веревка, страхующая альпиниста....

Шесть дней шла эта работа. Наконец, седьмого августа на гребень удалось доставить маленькую лебедку и моток троса. В этот же день четыре скалолаза двинулись по гребню, состоящему, по существу, из одних "жандармов". Целый день мы в бинокль следили, как эта четверка шаг за шагом, то прилипая к скалам, то прыгая, то выбивая в камне упоры для рук и ног, двигалась по этой каменной пиле. К вечеру того же дня они оказались на гребне, как раз над балконом. Но наступившая темнота задержала спуск. Уже в сумерках они просигналили нам вниз фонариком, что будут ночевать на гребне. Каково это ночевать на гребне хребта на Памире, который обвевается всеми ветрами, готовыми не только что заморозить, а сдуть человека вниз. Нам внизу не хотелось об этом и думать.

Вечером во время ужина рядом со мной сидел Сатанда, он не столько ел, сколько смотрел на гребень. По-видимому, и у него и у меня были одинаковые мысли о том, кто же будет виноват, если случится несчастье. Кто будет виноват, если кто-то сорвется с гребня? Я ли, затеявший всю эту историю с поисками? Уткин ли, или Сатанда, указавший нам эту пещеру?

В ночной темноте мы еще долго сидели, всматриваясь во мрак, туда, где был гребень, туда, откуда мог появиться какой-либо сигнал.

Шла ночь, но спать не хотелось. Часа через два после заката с той стороны со склона донесся грохот падающих камней, но что падало, почему, этого мы не могли знать до утра.

- Боже мой! Боже мой! Только бы благополучно! - сказал Аркадий, вставая.

Утром, когда взошедшее солнце обогрело окоченевшие тела альпинистов, они неожиданно быстро установили лебедку, и мы увидели, как с гребня, раскачиваясь на тросе, на выступ спустилась первая фигура.

За первой фигурой спустилась вторая, затем третий альпинист, дойдя примерно до полпути к балкону, закрепился на небольшом выступе скалы. К этому альпинисту была спущена лебедка, и к нему же спустился последний скалолаз, бывший на гребне. Затем они вместе спустили лебедку, а потом спустились и сами. В общем, не успели мы позавтракать и добраться до подножья склона, как с выступа уже спустился трос, приглашая нас подняться туда, наверх,

Подъем на высоту с помощью троса не требовал ни большого труда, ни времени.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На заработках
На заработках

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

Николай Александрович Лейкин

Русская классическая проза