Тайны Баден-Бадена

В любом случае Натали не могла не знать, чем окончилось сватовство полковника. Михаил представил себе, что она может наговорить дочери по поводу ее дерзкого выступления, и похолодел.

— Голубчик, — начал Петр Николаевич с необычной для него умильностью, заглядывая писателю в глаза, — если вы можете как-то повлиять на Настеньку… Мы ведь все из-за того, что она сегодня учинила, оказались в неловком положении. Наталья Денисовна… и, конечно, генерал так старались, подбирали для Настеньки жениха… А она к нему вот так вот! Это немыслимо… совершенно немыслимо… Мы просто не знаем, что нам делать! Глафира Васильевна пробовала ее урезонить, усовестить…

— Она на меня так посмотрела, что у меня душа в пятки ушла, — пожаловалась старая дама, опускаясь на диван и сажая Фифи рядом с собой. — И говорит: «А почему, собственно, я не могу выйти за Григория Александровича? Он человек свободный, холостой…» — нет, вы представляете себе?

— А где сейчас Модест Михайлович?

Михаил отлично понимал, что задал совершенно лишний вопрос и что полковник волнует его меньше всего на свете, но не мог удержаться.

— Уехал, конечно, — горько ответила Глафира Васильевна, поглаживая присмиревшую Фифи. — Кто же останется после такого афронта…

— А Анастасия где?

— В саду, в беседке сидит.

— Я попробую поговорить с ней, — промолвил Михаил после недолгого молчания. — Но ничего не обещаю.

Когда за ним закрылась дверь, Глафира Васильевна совершенно искренне воскликнула:

— Какой достойный молодой человек! Не зря его повесть всегда мне нравилась!

«Кажется, судьбе нравится меня унижать, — думал Михаил, идя по саду. — Теперь я должен убеждать девушку, которую люблю, что она обязана выйти замуж за этого рыжего полковника, которому приглянулось ее приданое». Он обогнул кусты сирени и, увидев, кто находится в беседке, остановился как вкопанный. Анастасия была не одна: рядом с ней сидела Натали, которая, судя по энергичным движениям губ, так и сыпала словами. Выражение ее лица представляло странную смесь из раздражения, высокомерия, уязвленной гордости, но высокомерия, как показалось Михаилу, было все-таки больше.

— Вы неумны и дурно воспитаны, — услышал писатель, когда снова двинулся к беседке.

Анастасия, до тех пор упорно глядевшая перед собой, повернула голову.

— Пусть так, но я хотя бы не убивала своих родных, — отчеканила она.

— Да как вы смеете… — задохнулась Натали.

Она увидела Михаила и постаралась овладеть собой, но ее лицо пошло пятнами, и глаза источали такую ненависть, что писатель невольно остановился.

— Я хотела дать вам приданое, — проговорила Натали, поднимаясь с места, — и подобающее положение в свете. Я не считалась с расходами, я платила за ваши новые наряды, в том числе за это белое платье, которое сейчас на вас. — Анастасия, которая сидела чинно, как примерная ученица, сложив руки на коленях, даже не шелохнулась, и Михаил понял, что она предвидела этот удар. — Что ж, раз вы решили вести себя так, как вы ведете, все отменяется. Я не требую обратно денег, которые потратила на вас и вашу никчемную семью, — Натали презрительно усмехнулась, — потому что прекрасно знаю, что требовать бесполезно: у вас ничего нет за душой, а то, что есть у Назарьевых, уже давно заложено. И раз уж Григорий Александрович произвел на вас такое впечатление, вам следовало бы знать о нем вот что: он никогда не интересовался бесприданницами. Вы испортили себе жизнь ради человека, который этого никогда не оценит, который не любит вас и никогда не полюбит. И что еще хуже, вы создали себе в глазах света определенную репутацию, от которой потом будет очень тяжело избавиться. Вы будете жалеть о том, что натворили, и жалеть горько, но сейчас вы думаете, что вам удалось настоять на своем, а раз так, все прекрасно. Однажды вы раскаетесь и захотите все вернуть, но будет уже поздно!

Анастасия молчала, не поднимая глаз. Передернув плечами, Натали пошла прямо на Михаила, вынудив его отступить в сторону, с дорожки — в траву, но, пройдя мимо, неожиданно остановилась и обернулась к нему.

— Вы как раз вовремя, Михаил Петрович. Объясните этой особе, что она думает только о себе, а между тем ей следовало бы подумать и о своих близких. Ее недостойное поведение отражается и на них. Точнее, еще не отражается, но очень скоро может отразиться.

Когда она скрылась, Михаил перевел дыхание, подошел к Анастасии и попросил позволения сесть с ней рядом.

— Вы могли и не спрашивать, Михаил Петрович. Присаживайтесь, прошу вас…

Он сел, не зная, что ему делать, с чего начать и стоит ли вообще начинать. В разворачивающейся на вилле житейской драме его положение было самое двусмысленное. Но тут Анастасия заплакала — сначала тихо, потом все громче, и он, растерявшись, стал говорить неубедительные слова утешения, в которые верил еще меньше, чем она.

— Я всегда знала, что она меня ненавидит, — сказала девушка, вытирая глаза платком.