«В дальнейшем я хотел бы вкратце рассказать о моей деятельности во время последних недель. В конце мая я был на 14 дней привлечен в состав боевой группы Шмёлера для борьбы с партизанами в Припети, что в окрестностях Чернобыля. После двух продолжительных и весьма утомительных маршей, когда иногда приходилось передвигаться по колено в болоте, я из — за сапог, которые мне были подобраны не по размеру, заработал на правой ступне огромную язву. В итоге последующие восемь дней мне приходилось ходить босиком. Во время четырехдневного караула, который я нес на песках близ Припети, я смог залечить эту болячку. Мы чудом уцелели, когда собственная противотанковая пушка открыла по нам огонь. Она располагалась как раз напротив нас, но артиллеристы, судя по всему, не знали о нашем местоположении. В тот момент, когда мы получали в свое распоряжение тяжелые пулеметы, в полуметре от нашего блиндажа упал противотанковый снаряд. Мы тут же бросились ничком на землю, но, слава богу, снаряд, упавший в мягкий песок, не взорвался. В те дни, когда не находились на постах, мы были расквартированы у простых крестьян и рыбаков небольшой деревушки. Эти люди были очень любезными, всегда готовыми нам помочь. Ночевали мы обычно в соломе. Однако после первой ночевки — первые дни были очень холодными и дождливыми — хозяйка нашего дома разместила меня на печке, самом почетном месте в доме. Я получил истинное наслаждение как специалист по древней истории. Обо всех переживаниях и наблюдениях, равно как и об этнографических выводах, в настоящий момент рассказывать слишком долго».
Из этого письма, написанного Йорданом, можно сделать вывод об одной специфической особенности характера Вильгельма Йордана. Свое пребывание на оккупированных территориях, равно как и участие в карательной операции, он продолжал рассматривать как разновидность этнографической экспедиции. В этой связи можно привести один интересный факт. Через месяц после того, как было написано это письмо, Генрих Гиммлер передал через Рудольфа Брандта руководителю «особой команды» «Наследия предков» Герберту Янкуну одно пожелание. В этом сообщении говорилось: «Рейхсфюрер СС считает необходимым ввести в состав подразделений Ваффен-СС, которые используются в болотистой местности (главным образом против вооруженных бандитов), одного специалиста по древней истории. Этот специалист должен обладать хорошими знаниями о свайном строительстве и сооружении гатей. Эти знания могли бы быть весьма полезными для наших подразделений. Во время боев нередко выясняется, что бандиты могут обходиться самыми примитивными инструментами и предметами домашнего быта, например меленками и т. д.».
Это странное предложение было не только тут же оценено Гербертом Янкуном как «целесообразное», но он моментально выделил одного археолога для выполнения аналогичных заданий. Впрочем, этот специалист так никогда и не принял участия в «карательно-этнографических» экспедициях, так как со временем все эсэсовские археологи получили более «важные» поручения. В настоящий момент очень сложно доказать, что между письмом Вильгельма Йордана и поручением Герберту Янкуну существовала связь. Впрочем, подобный вывод напрашивается сам собой. Более того, подобные предложения в силу своей некоей абсурдности как нельзя лучше характеризовали способ мышления Генриха Гиммлера.
Во второй половине июня 1943 года, то есть сразу же после окончания карательной операции «Висла», Вильгельм Йордан возвратился к выполнению задания Гиммлера. Он вновь стал скупать драгоценности и древние предметы. 17 июня 1943 года он направил в Берлин некое подобие иллюстрированного каталога и несколько ископаемых реликтов. К тому моменту Красная армия уже была готова развить наступление, что облегчало выполнение задач, возложенных на Йордана (как это ни странно прозвучит). Дело в том, что до этого момента исследователь мог контачить только с частными лицами. После того как началась спешная эвакуация гражданских органов оккупационных властей, он мог выходить на музеи. В прифронтовой зоне он рассчитывал найти то, что укрылось от команд Розенберга и Герберта Янкуна.