Тайны дома №9

Дэвид созвонился с Хинкли и встретил его после рабочего дня у выхода из больницы. Они сели в черную машину и долго обговаривали сделку, предусмотрительно отъехав на нейтральную территорию. Долгая дискуссия и стальная позиция Стивенсона убедили доктора, который скорее ломался в стиле знающей себе цену женщины, чем человека, который занимал пост заведующего отделением главной больницы города. Дэвид сунул ему зеленую котлету бумажек, и Хинкли с хорошо скрываемой радостью принял ее. Их позиции сошлись. Доктору уже давно не нужен этот балласт без шансов, занимавший койку, которая могла пригодиться кому-то другому. Ему нужен был новый телевизор, на котором бы он смотрел свой любимый сериал про девушек-спасательниц. Одинокая жизнь влияла на него не лучшим образом. Дэвиду же нужна была его дочь.

На следующий же день Хинкли пришел в свой кабинет и первым делом хитроумно оформил больничные бумаги Элизабет так, чтобы ее можно было отправить на оставшееся лечение домой. Любой его коллега достаточного уровня подготовки поднял бы шум, узнав об этом. Но статус Джона был достаточно высок, чтобы никто не проверял его бумаги, а младший медицинский персонал не задавал лишних вопросов. Лишь одна из медсестер во время начала транспортировки койки спросила: «Но как можно отправлять ее домой? Она же не с простудой лежит!» Хинкли строго посмотрел на нее и приказал делать то, что ей сказали. Кто здесь начальник? Она послушалась.

Лизу со всеми необходимыми приборами довезли до ее дома. Дэвид и бригада медбратьев не без труда подняли койку и все необходимое в комнату Лизы на втором этаже и разместили прямо у больших окон, решив развернуть ее затылком к ним. После долгих настроек аппаратуры и заключения Хинкли о приемлемых условиях для пациентки, он прочел Дэвиду и Линде краткий медицинский курс по уходу за больной, перечислил все необходимые действия для поддержания ее жизнедеятельности и все необходимые расходники, в том числе и лекарства. Линда испугалась, что рассказ доктора слишком сложен, и они не справятся. Линда раньше работала медсестрой, но чтобы самостоятельно полностью поддерживать у себя дома таого пациента… Дэвид успокоил ее, напомнил, что все будет не так тяжело, как она думает, и уточнил у доктора лишь главные моменты.

Джим с интересом наблюдал за всем происходящим. Отец поставил ему две задачи: не мешать и держать Фрутти. С первой задачей справиться было не трудно. Вторая же была сложнее. Болонка вырывалась из его рук и не закрывала пасть, изливая праведный гнев на пришельцев, которые гремели и ходили по ее территории. Она даже укусила палец Джима, но он шлепнул ее по попе, после чего собака не позволяла себе такого. Позже родители объяснили сыну, что дочери лучше, и они сделали все, чтобы ее позволили привезти домой. Сын с облегчением принял такие неожиданные новости.

Теперь белая большая койка заменяла предварительно вынесенную под подвальную лестницу кровать в комнате Лизы. Она лежала неподвижно и не открывая глаз. Пикающие и еле зудящие электрическим гулом аппараты стояли вокруг нее словно телохранители. Слабое дыхание регистрировалось дыхательным аппаратом. Только это и пульс на экране кардиомонитора напоминали, что перед вами не гора бинтов и гипса, а человек. Вырезанные в бинтах глаза, нос и рот давали возможность представить, что находится под всей этой пеленой. Черно-красная шелушащаяся кожа, словно уголь с кровью, напоминала о произошедшем с Лиззи и делала больно и Дэвиду, и Линде и Джиму.

После отбытия бригады врачей, они собрались вокруг дочери и долго смотрели на нее, время от времени озвучивая то, что они видят. Да, ее ноги и руки уже не были подняты на тросах, как в первую неделю ее нахождения в больнице и теперь смирно лежали пластом, но смотреть на все это было больно и страшно. Линда и Дэвид понимали, что если вдруг что-то случится, то они не смогут ничем помочь, даже после подробных, структурированных, показанных на пальцах объяснениях врача как стоит поступать в тех или иных случаях ухудшения ее самочувствия. Поэтому нужно было действовать сейчас и идти ва-банк, как они и решили. Ничего другого не оставалось. Джиму они не рассказали. Фрутти коллективным решением тоже была оставлена в неведении.

На следующий день, который как раз был выходным, с утра родители засуетились, прилично оделись и ушли из дома. Джим, проснувшись в момент их выхода, ничего не успел спросить. Он встал, протер глаза и вышел из комнаты, дверь которой была прямо напротив двери комнаты сестры. Он приоткрыл дверь и, опершись о стену, смотрел на Лизу. Ни один ее мускул не дергался, словно это был манекен. Он с грустью смотрел на сестренку, и в его животе начало пробиваться чувство, которое он испытывал в раннем детстве. Он давно ее не видел и соскучился даже не смотря на то, что с сестрой они не были близки.