Тайны древних руин

Я говорил, но не забывал и о работе. Под конец почувствовал, что блуза моя пропиталась потом. Оставив лом торчащим в выдолбленной борозде, я отошел на несколько шагов в сторону и стал раздеваться. Едва я расстелил для просушки одежду, как услышал тупые удары лома о каменную породу. «Неужели Танчук? Этого не может быть, — успел я подумать, поворачиваясь лицом к траншее. — Лефер! И когда он появился? Сейчас, если я подойду к нему, он скажет: «Отдохни, Николушка, маленько».

— Лефер, да ты что, я сам.

— Отдохни, Николушка, маленько.

— Ну давай разминайся. Только возьми рукавицы.

Я присоединился к сидевшим на «трибуне». Музыченко глубоко затянулся, выплюнул на ладонь комок слюны и, погрузив в него окурок своей цыгарки, спросил :

— Цикаво, чы захватылы того лазутчика, за якым нас посылалы, чы ни?

— Главный старшина говорил, что после нас искали дня три. И как сквозь землю провалился. А ведь это не иголка в стоге сена. Хитрая бестия орудовала.

— Звидкы ж вин зъявывся?

— Черт его знает. Может, из нейтральных вод на простой лодке пробрался.

— От ты скажы мени, комсорг, чому з нашойи вульци, дэ я жыву, выйихав в Нимэччыну Крюгер? Та хиба тилькы Крюгер.

— Кто же он этот Крюгер?

— Людына як людына. Працював слюсарэм. Так ни ж, потягнуло до фашыстив.

— Он что, немец?

— Нимэць.

— Так чему ж тут удивляться?

— Як чому? А братэрство трудящых?

— Значит, Крюгер нестойкий элемент, если фашистам удалось заморочить ему мозги, или просто шкура. Эрнст Тельман не склонил же своей головы перед Гитлером?

— А как ты думаешь, Никола, будет война с Германией? — остановился Сугако.

— Сложный это вопрос, Лефер. Я уверен, что его задают теперь не только ты и не только мне. Я лично думаю, что войны не избежать. Видишь, что  делается в Европе? Гитлер уже прибрал к рукам все, что мог, и остановить его теперь практически невозможно.

— Неужели Гитлер такой дурак, что пойдет против Красной Армии. Да еще когда война с Англией.

— Не приходилось ли  тебе замечать, — ответил я вопросом на вопрос, — как ведет себя разбуянившийся пьянчуга, да еще когда его подогревают дружки?

— Как не приходилось, приходилось. Ему, бывает, море по колено. Лезет в драку с любым.

— Вот так и Гитлер со своими генералами да капиталистами-дружками. Дружки-то подогревали, науськивали, значит, на нас, пока кое-кому и среди них не перепало. Франция-то — тю-тю. Нет Франции. Англия — та опомнилась, да поздновато.

— Так я к тому и говорю. Неужели Гитлер такой дурак, что будет воевать на два фронта?

— Да нет, не такой он уж и дурак. Просто раньше у него силенок было маловато, и, значит, побаивался. А теперь, когда он прошелся по Европе, можно сказать, как на прогулке, да подмял под себя всех, вот тут у него и может закружиться голова. Если уже не закружилась.

— Ты, Нагорный, полегче насчет Германии, — заметил Звягинцев. — У нас с ней договор. А ты политику разводишь.

— А как же без политики, Сеня? Мы ж комсомольцы и, значит, должны разбираться во всем, повышать бдительность. Благодушие, оно еще никому не приносило пользы. Видел кинофильм про Чапаева?

— Это две большие разницы.

— Разница между благодушием и бдительностью одна, и наша задача— не пустить волка в свой двор. А если уж и заберется, то тут его и прикончить. Вот для чего, между прочим, мы выдалбливаем траншею.

— Ну даешь, Нагорный, — ехидно заметил Звягинцев. — Мало того, что всякие сомнительные слова говоришь, да  еще собираешься пускать немцев на нашу позицию.

— Дурак ты, Звягинцев, беспросветный дурак, если способен на такие слова.

— Та нэ дурэнь вин.

— Как ты думаешь, Сеня, — спросил Звягинцева Лев Яковлевич. — Какой человек умнее: у которого мозг весит больше или меньше?

— Факт, у которого больше, — ответил ничего не подозревавший Семен.

— А какой мозг весит больше: у которого много разных там ложбин или у которого их нет совсем?

— И дураку ясно, что без ложбин вес больше.

Музыченко подобрал нижней губой свои шевченковские усы и, пережевывая их, давился от смеха. А Танчук продолжал свое:

— Значит, Петро прав. Звягинцев умнее нас всех, потому что у него всего лишь одна ложбина и та сзади, в самом низу.

Семен понял, что над ним смеются, лишь тогда, когда Музыченко уже не мог сдерживать себя от смеха.

— Больно все вы умные, — обиделся Звягинцев и, поднявшись, направился в радиорубку.

Грохот свалившейся вниз каменной глыбы оборвал разговор и заставил нас приподняться и посмотреть на открывшееся начало траншеи.

— Ур-ра-а! — закричали мы. — Качать Лефера!

— Ну буде вам, буде, — смущенно бормотал Сугако.