Тайны дворцовых переворотов (др. изд.)

Но годы спустя, когда судьба, повторно развеяв иллюзии о службе в Петербурге, затем еще жестоко накажет его, бросив сына Михаила в пекло мятежа Пугачева (Петра III), Шванвич горько пожалеет о содеянном и попытается искупить вину или заглушить угрызения совести сочинением незамысловатой истории о своей верности несчастному императору, в которой правда столь причудливо будет переплетаться с вымыслом, ставшим для автора рассказа желаемой, но неосуществившейся реальностью ^{184}.

Ну что ж, пора подвести итог совпадениям, обнаруженным благодаря Шванвичу. Девятое – указание на лейб-компанское прошлое Александра Мартыновича. Десятое – информация о самостоятельном переходе в православие. Одиннадцатое – замечание о недовольстве полученными за цареубийство наградами (этим пронизана поданная в ноябре 1762 года челобитная). Двенадцатое – встреча с вельможей. Тринадцатое – производство в капитанский чин. И четырнадцатое – отправка новоявленного капитана из Петербурга в отдаленную армейскую часть.

А теперь о пятнадцатом и шестнадцатом совпадениях. Шумахер сообщает, что окно в комнате Петра «было закрыто зелеными гардинами, так что снаружи ничего нельзя было разглядеть. Офицеры, сторожившие императора, не разрешали ему и выглядывать наружу, что он, впрочем, несколько раз, тем не менее, украдкой делал». Согласно датчанину, отрекшегося царя сторожили офицеры, а не унтер-офицеры и солдаты. Кроме того, из свидетельства дипломата вытекает, что офицеры эти дежурили внутри комнаты, а не снаружи (на чем, если вы помните, настаивает Рульер), раз Петру удавалось посмотреть в окно лишь украдкой. Проверить Шумахера позволяет третье письмо Петра Федоровича.

Вот о чем свидетельствует сам узник: «Комната, где я нахожусь до того мала, что едва могу в ней двигаться… Еще я Вас прошу, не приказывайте офицерам оставаться в той же комнате…» (курсив мой. – К. П.). Вновь совпадение. Даже в таких деталях, как, кто и где сторожит опального царя.

Но и этого мало. Датчанин утверждает, что Петра Федоровича в Ропшу отвезли два офицера – капитан Щербачков и поручик Озеров. Называя имена и звания, Шумахер в который раз идет на риск, давая возможность исследователю проверить себя. А ведь риск действительно огромен. Вот, например, весьма уважаемый Г. Гельбиг тоже не боится конкретных фактов. И он прямо заявляет, что некий «Энгельгарт… сделал последнее усилие, которое лишило жизни злосчастного монарха», то есть Петра III. Кто такой Энгельгарт? Сын немецкого врача, который рано записал свое дитя в один из трех гвардейских полков. В 1761 году тот стал сержантом гвардии, а в 70-х годах дослужился до генерал-поручика и выборгского губернатора

^{185}.

Ссылка на выборгское губернаторство – ключ, позволяющий идентифицировать обвиняемого. Достаточно раскрыть какой-нибудь «Адрес-календарь» за соответствующий период и узнать, что выборгским губернатором до 1778 года являлся Николай Николаевич Энгельгарт, уступивший затем пост Евгению Петровичу Кашкину. «Адрес-календарь» за 1765 год уточняет отношение Николая Николаевича к гвардии – капитан л.-гв. Семеновского полка. Поднимаем именные списки семеновцев за 1761-1762 годы и выясняем, что в 1761 году Николай Николаевич («из иноземцев», «в армии с 1743 году», «в гвардии с 1748 году», тридцати лет; родом, вероятно, из Выборга, куда «в дом его» он ездил в отпуск, например в 1752 году на 29 дней до 18 марта) – уже подпоручик (подпоручиком он значится и в именном списке, составленном в первой половине 1759 года). Служит в 1-й гренадерской роге Семеновского полка. Вступление на престол Петра Федоровича отражается на его карьере стремительным подъемом по иерархической лестнице: 25 декабря 1761 года он пожалован в поручики, 30 декабря – в капитан-поручики, а 29 марта 1762 года молодой офицер в ранге «штапс-капитана», то есть командующего ротой капитан-поручика, возглавляет 6-ю роту Семеновского полка ^{186}

.

Следовательно, в раннем возрасте Николая Энгельгарта отец в гвардию не записывал, а в сержантском чине тот значился ранее 1761 года. Так что Гельбиг сильно промахнулся, всецело доверившись информации лица, которое о биографии Николая Энгельгарта имело смутное представление. Поэтому красочный рассказ о преступлении «гвардейского сержанта» вызывает серьезное сомнение. К тому же в пользу невиновности Энгельгарта говорит и благосклонность к тому нового императора, которая, конечно же, не очень способствует рождению в голове счастливчика преступных замыслов (в отличие от Шванвича Энгельгарта не «кормили» только обещаниями). А кроме того, у капитан-поручика есть пусть и не всеобъемлющее, но алиби, свидетельствующее о том, что в роковой для Петра день 3 июля его протеже, находясь в столице, занимался проблемами вверенной ему 6-й роты:

Лейб гвардии Семеновскаго полку к полковым делам от 6-й роты.

Репорт