Тайны дворцовых переворотов

Очевидно, правда о ропшинском преступлении настолько возмутила гвардейцев, что породила внутри корпуса раскол. Те, кто активно поддержал новую императрицу (измайловцы и конногвардейцы), удостоились самых нелестных отзывов со стороны солдат более пассивных полков (семеновцев и преображенцев). Выяснение отношений между "правыми" и "виноватыми" постепенно вылилось в общий стихийный протест, который привлек внимание всех, в том числе и дипломатов. Английский посланник Р. Кейт доносил Г. Гренвилю 9 (20) августа 1762 года: "… между гвардейцами поселился скрытый дух вражды и недовольства. Настроение это, усиленное постепенным брожением, достигло такой силы, что ночью на прошлой неделе оно разразилось почти открытым мятежем. Солдаты Измайловского полка в полночь взялись за оружие и с большим трудом сдались на увещания офицеров. Волнения обнаруживались, хотя в меньшем размере, две ночи подряд, что сильно озаботило правительство…"^{252} Г. Гольц в послании королю от 10 (21) августа уточнил причину бунта: "…мятежники говорят, что императрица, захватив власть без всякаго права, извела мужа…"

^{253}

Но наиболее полно отразил хронику событий голландец Мейнерцгаген. 2 (13) августа резидент сообщил в Гаагу, что "третьего дня", то есть 31 июля, "ночью возник бунт среди гвардейцев". Семеновцы и преображения "кричали, что желают видеть на престоле Иоанна, и называли императрицу поганою". Майора Орлова (Алексея Григорьевича), который пытался их успокоить, они именовали "изменником и клялись, что никогда не допустят, чтобы он надел на себя царскую шапку". С трудом митингующих сумели утихомирить. Но спустя двое суток, в ночь на 2 августа, беспорядки возобновились. На сей раз "солдаты требовали выдать им гетмана"^{254}

.

Правительство оперативно отреагировало на фронду в гвардии, комбинируя увещевания с арестами и высылкой "множества офицеров и солдат из столицы"^{255}. В приказах по Семеновскому полку от 31 июля под № 11 сохранилось такое распоряжение: "Сего числа прислан за подписанием собственныя Ея Императорскаго Величества руки имянной приказ о подтверждении гвардии солдатам от происходимаго ими слышенными безбыточными внушениями безпокоиства, дабы в том впредь без сумнения и без опасности оставались. И для того сей час ото всех рот и от заротной команды прислать писарей и для списания со оного Высочайшего Ея Императорскаго Величества имянного приказа копей и по списании в ротах и в команде заротной оной Ея Императорскаго Величества имянной приказ господам командующим ротами и при собрании всем чинам объявить и каждую неделю оной высочайшей имянной приказ по два раза всем чинам читать". Аналогичное предупреждение от К. Г. Разумовского через семеновца секунд-майора Любима Челищева того же 31-го числа получили и в канцелярии л.-гв. Конного полка

^{256}.

Похоже, возмущение гвардейцев имело прямую связь с тем, что произошло в Ропше, ибо тогда зафиксированные иностранцами невразумительные и неуместные из уст солдат – "участников парада 28 июня" – обвинения в адрес императрицы становятся понятны. Гвардейцы называют Екатерину "поганой" и кричат о том, что она извела мужа, памятуя о визите в Ропшу Теплова. Они резонно решили, что тот действовал по внушению императрицы. Алексея Орлова подчиненные величают изменником, исходя из факта очевидного сговора командира с убийцами по сокрытию преступления. Наконец, требование о выдаче гетмана прозвучало потому, что солдатам невтерпеж спросить у Кирилла Разумовского, давнего патрона господина Теплова, какую роль в ропшинском деле сыграли оба – и хозяин, и его конфидент. Несомненно, гвардейские бунты вспыхнули спонтанно. Ими никто не руководил. Нижними чинами двигало обычное возмущение и разочарование в тех, кого еще вчера гвардейские массы считали героями. Однако что делать и как быть, мятежникам неведомо, и оттого, легко "воспламенившись", гвардейцы так же легко остыли под влиянием уговоров и угроз.

Между тем для панинского кружка бунты в гвардии и разраставшиеся слухи представляли серьезную опасность. Ведь все пересуды в конечном итоге замыкались на Григории Теплове. А слишком частое упоминание его имени в сплетнях, касавшихся ропшинских событий, обязательно привлекло бы внимание императрицы. Екатерина могла пожелать перепроверить рапорт Алексея Орлова о смерти мужа, пообщавшись тет-а-тет с офицерами охраны или другими членами орловской команды, а то и учинив форменный допрос самому шефу ропшинского караула. Что ответят гвардейцы и брат фаворита? Ясно, ни Панины, ни Теплов не питали больших надежд на молчание служивых, потому и придумали, как разрядить ситуацию – запуском тонко продуманной дезинформации.