Тайны дворцовых переворотов

В принципе Петр Великий повторил опыт Ивана Грозного, который за полтора века до него разменял ту же веру населения в справедливость наследственной монархии на опричный произвол, предрешив тем самым скорое погружение Русского государства в Смуту – затяжной поиск через неоднократные переизбрания хорошего царя. В 1730 году Россия закономерно опять вышла на то же распутье: выбор наименьшего из двух зол – наследственности или голосования. Приоритет за первым сохранился благодаря замаячившему на горизонте призраку Годунова. Впрочем, не только оттого. Судя по всему, россияне уже тогда интуитивно догадывались, что сходство между двумя деспотами – Петром I и Иваном IV – не равнозначное. Их роднили лишь способы управления, но не деяния. Деяния-то как раз отличались, причем разительно. Если двадцать три года государствования первого царя ничего, кроме внутреннего разорения и внешнего позора, России не принесло, то тридцать лет борьбы первого императора за общее благо завершились помимо территориальных приращений и роста международного престижа наиболее важным результатом – раскрепощением общественной энергии, прежде скованной и подавляемой старомосковскими предрассудками, религиозной нетерпимостью и страхом перед еще одной Смутой – порождением заграничных модных веяний. Выражаясь образно, Петр Великий вылечил Россию от недуга, которым та заболела по вине Ивана Грозного.

В 1560 году молодой русский царь имел неосторожность вмешаться в межпартийные баталии за власть двух семей – Адашевых и Захарьиных. Будучи номинальным лидером страны, он прислушался к родственникам жены – Захарьиным – и 30 августа устроил государственный переворот: поставил находившегося в Ливонии при армии реального руководителя российского государства Алексея Адашева воеводой прибалтийской крепости Феллин, автоматически сняв со всех ключевых должностей. Ивану Васильевичу очень хотелось покорить Лифляндию, чего «кабинет» А. Ф. Адашева во избежание прямого столкновения с Польшей не собирался делать. Вот венценосный муж и попробовал сам выиграть войну.

Как политик, Иван IV поступил безрассудно, ибо не обладал никакой опорой, кроме сочувствия Захарьиных и царского титула. Подданные к взятию им власти отнеслись либо встревоженно-нейтрально (бояре, духовенство), либо равнодушно (посад, крестьянство). Посему Рюриковичу пришлось полагаться единственно на собственный политический талант, который, как вскоре выяснилось, тоже отсутствовал. Зато в избытке наблюдались августейшие капризное упрямство и некомпетентность, в первую очередь повинные в том, что российско-польское урегулирование ливонской проблемы на почетных условиях не состоялось, как и своевременное укрепление южных рубежей от набегов крымских татар. При этом стиль Грозного руководства демонстрировал редкую узость мышления царя, только и знавшего, что запугивать подчиненных расправами над кем-либо за «великие изменные дела». Апогея «оригинальная» метода достигла в 1564 году, когда в угоду августейшей особы трех нелояльных бояр принародно убили без всяких сантиментов.

По истечении четырех лет подобного диалога государя с обществом возмущение среди наиболее активной его части (боярства и приказных) поднялось до точки кипения. Кредит доверия или, вернее, терпения, совсем иссяк, и Ивану Васильевичу, очевидно, грозило в ближайшие месяцы низложение с трона, чего, однако, не случилось. Некая умная голова спасла царя. Есть все основания подозревать, что блестящую и роковую для страны комбинацию придумал Алексей Данилович Басманов – талантливый военный и политик. Совет прозвучал до гениальности простой: нужно, сыграв на противоречиях двух сословий – привилегированного (бояре) и податного (посадские), добиться права на формирование особой царской гвардии, целиком зависимой от хозяина. Новая структура станет надежной стражей государя и защитит от многих, если не всех, неприятностей.

Второй государственный переворот прошел гладко, хотя Иван IV сомневался в успехе и без малого месяц колебался, прежде чем прислал из Александровской слободы в Москву курьера с тремя грамотами об отречении от престола, адресованными боярам, духовенству и посадскому населению. Расчет на солидарность с государем низов, страдавших от боярских вольностей, полностью оправдался. Волнения московских разночинцев вынудили Боярскую думу воздержаться от удовлетворения «просьбы» Ивана Грозного и отправить к нему на переговоры полномочную делегацию. Та, памятуя о позиции горожан, по прибытии в Александровскую слободу безропотно приняла ультиматум монарха о введении опричнины – передачи во владение царю самых экономически развитых промысловых районов и хозяйств для обеспечения деятельности вновь образуемой личной армии государя (опричников).