Судя по тому, что случилось в Ропше, хитрость будущего статс-секретаря достигла цели. Григорий Николаевич сумел на какое-то время задержать в Петербурге Иоганна Лидерса, загодя добрался до Ропши вместе с компаньонами и при этом не дал повода Екатерине заподозрить себя в чем-либо. Гоф-хирург покинул столицу около полудня 3 июля и в Ропшу приехал намного позже Крузе, Шванвича и Теплова. Лейб-медик и офицер, обманом добившись соучастия в преступлении подпоручика Барятинского, капитан-поручика Пассека и нескольких солдат, дежуривших в тот момент у комнаты царя, исполнили поручение Панина. Отравить узника им не удалось. Зато с удушением проблем не возникло. Ну а Теплов тем временем на улице возле дворца мирно беседовал с Алексеем Орловым и только по совершении акции известил капитана обо всем, после чего убедил офицера скрыть от императрицы факт убийства Петра Федоровича, заменив истину докладом о роковой болезни и бессилии медиков.
Утром 4 июля Федор Барятинский ознакомил Н. И. Панина со вторым письмом А. Орлова и с припиской внизу о внезапной смерти Петра Федоровича. Сановник заторопился в апартаменты царицы. Он стоял рядом, когда государыня читала записку Орлова, и чуть погодя аккуратно намекнул ей на единственный способ, который может избавить вдову от несправедливых обвинений в преднамеренном убийстве мужа: сложить полномочия абсолютной монархини в пользу сына и удовлетвориться постом главы регентского совета. Екатерина после тяжелых раздумий предпочла не отрекаться от абсолютной власти и пожертвовать своим добрым именем. Даже стихийные волнения гвардейцев (31 июля и 2 августа), возмущенных жестокой расправой с несчастным царем, не поколебали решимости императрицы. Однако удар по репутации государыни был нанесен чувствительный. Случись подобное в день переворота, в минуту провозглашения супруги императора регентшей, а не русской самодержицей, власть, несомненно, едва попав, тут же выскользнула бы из рук Екатерины II. И ничто бы не помешало Никите Ивановичу подобрать ее.
4 июля 1762 года официальный статус спас от неминуемого поражения Екатерину, поленившуюся предупредить командира ропшинского караула, чтобы тот без высочайшей письменной санкции никому не позволял встречаться с отрекшимся государем. Утешение слабое. Ведь ропшинская трагедия пошатнула доверие людей к той, кого они с таким энтузиазмом поддержали в славный день 28 июня. Впрочем, императрица, в отличие от мужа, видела, насколько велика роль общественного мнения, и в те июльские дни размышляла над тем, как сгладить неприятное впечатление от скоропостижной смерти Петра. На помощь вновь пришел воспитатель цесаревича. Никита Иванович внес на рассмотрение государыни заманчивый проект по созданию Императорского Совета и реорганизации Сената. Замечательный проект, который едва не сделал явью заветную мечту лукавого министра.
На первый взгляд панинская инициатива в просветительском духе, столь уважаемом Екатериной, подлежала скорейшей практической реализации. Суть затеи такова. Шесть, семь или восемь влиятельных вельмож объединяются в Императорский Совет, призванный подвергать тщательной экспертизе любой законопроект до того, как тот поступит на апробацию государыни. Четыре статс-секретаря (как правило, из числа советников) по иностранным, внутренним, военным и морским делам проводят сбор материалов, обобщают факты и докладывают об итогах коллегам в Совете. Кроме учреждения высшей консультативной палаты Панин предлагал реформировать также Сенат, разбив его на шесть департаментов с ограничением функций обновленных структур определенной сферой деятельности.
Вроде бы ничего предосудительного в проекте обер-гофмейстера нет. Тем не менее многие из соратников Екатерины, а вслед за ними и историки усмотрели в предложенных мерах посягательство на властные прерогативы абсолютной монархини с целью значительного сокращения оных. Опять, как и в случае с «затейкой» Д. М. Голицына в 1730 году, мы сталкиваемся с непониманием того, как устроены и работают те или иные модели государственного управления. Ни о каком умалении роли монарха в сочиненном сановником манифесте речи не идет. Напротив, параграфы документа говорят не об уменьшении прав главы государства, а о сохранении их в прежнем объеме. Правда, у официального носителя громкого титула, то есть у императрицы, искать хотя бы намек на власть уже бесполезно. Настоящим русским самодержцем или абсолютным монархом в кратчайшие сроки после обнародования манифеста становился статс-секретарь Императорского Совета по внутренним делам и по совместительству сенатор. Чтобы не быть голословным, процитирую ключевые статьи каверзной панинской конституции, превращавшей Сенат в главный исполнительный орган империи: «В числе сем (т. е. членов Совета. – К.П.) должны быть… 2) Статский секретарь внутренних дел, который не токмо сенатор, но и место имеет во всех коллегиях, принадлежащих к тому департаменту…