Читаем Тайны дворцовых переворотов полностью

Группа Бенигсена и Зубова выполнила поставленную перед ней задачу в считанные минуты. Хотя часть офицеров и поотстала на винтовой лестнице, около десяти человек, в том числе Бенигсена с Зубовым, Аргамаков все же вывел к маленькой кухоньке возле библиотеки. Адъютант постучал в закрытую дверь и на вопрос дремавших до того лакеев-гусар: «Что такое?» – воскликнул: «Пожар!» Слуги, хорошо знавшие голос гвардейца, отворили двери. Тут же чья-то сабля опустилась на голову одного из охранников (Кирилова). Другой умудрился увернуться от нападения и с криком ретировался в смежную слева комнату, где спали несколько дежурных дворцовых служителей. Лакей поднял на ноги соседей. И те вслед за ним бросились врассыпную. Кто – в церковь, кто – в апартаменты императрицы. А два истопника решили искать защиты у Преображенского караула в вестибюле рядом с главной лестницей. В длинном зале с античными скульптурами беглецы столкнулись с незнакомым офицером (Вяземским, из группы Палена), еще пуще перепугались и кинулись назад, к покоям Марии Федоровны{128}

.

Между тем Бенигсен, Зубовы, Аргамаков, Яшвиль, Скарятин, Горданов, Татаринов и, конечно, не только они распахнули оказавшуюся незапертой первую дверь в спальню-кабинет императора, попав в небольшой тамбур с потаенной лестницей справа (ведущей в комнаты фаворитки Анны Гагариной, к которой венценосный поклонник княгини отлучался до 11 часа вечера) и стойкой для знамен слева. Вторую дверь пришлось взламывать. Ворвавшись в опочивальню, заговорщики не сразу обнаружили Павла. Крик лакеев разбудил его. Почему-то вместо того, чтобы приготовиться к вооруженному отпору (наверняка в комнате имелись пистолеты, не говоря о шпаге), монарх предпочел спрятаться за портьерой или каминным экраном. Царя, разумеется, нашли. Платон Зубов попытался реализовать идею отречения и, держа в руках проект соответствующего акта, принялся убеждать государя подписать манифест. Но правнук Петра Великого отверг претензии, заспорил с оратором и с нетрезвой свитой князя, постепенно возраставшей за счет тех, кто замешкался на лестнице. В образовавшейся толчее кто-то неловким движением уронил ширму на светильник. Комната погрузилась во мрак. Бенигсен вышел в библиотеку за свечой. В то же мгновение то ли Николай Зубов с зажатой в кулаке золотой табакеркой, то ли Александр Аргамаков, сжимавший рукоятку пистолета, воспользовался темнотой. Сильный удар в висок опрокинул Павла на письменный стол. Словно по сигналу, офицеры тут же навалились на несчастного и начали избивать. У кого-то в руке (видимо, у Скарятина) мелькнул шарф, который не замедлили накинуть на шею жертвы. Но затянуть удавку сразу не смогли. Император успел просунуть в нее ладонь. Тогда, по свидетельству Коцебу, «какой-то изверг взял его за самые чувствительные части тела и стиснул их. Боль заставила его отвести туда руку». В ту же секунду император был задушен…{129}

Затем Пален установил пикет под командой Александра Волкова в покое императрицы у злополучно запертой двери из прихожей царской опочивальни в апартаменты супруги. Взвод Марина разместили в библиотеке. Оба отряда выслушали строгий приказ никого не впускать в спальню. А чуть погодя оцепившие по периметру замок 3-й и 4-й батальоны преображенцев и немного припозднившийся 1-й батальон семеновцев громким, но не восторженным «Ура!» поприветствовали восшествие на престол нового российского императора Александра I.

* * *

Вот так завершился в российской столице последний дворцовый переворот XVIII века. Нам же остается лишь пролить свет на еще одну темную сторону данной трагедии и реабилитировать незаслуженно оклеветанную историками женщину, якобы пытавшуюся перехватить у сына власть. Никто из мемуаристов – непосредственных свидетелей драмы – о том ничего не знает. Только А. Ф. Ланжерон со слов великого князя Константина Павловича да М. А. Фонвизин с А. Чарторижским, не упоминая источника, обвинили Марию Федоровну в постыдном намерении заработать политический капитал на смерти мужа. Однако иная картина вырисовывается, если читать тех, кто или участвовал в событиях, или по горячим следам общался с очевидцами: А. Коцебу, практически досконально по крупицам реконструировавшего хронику гибели Павла I; Л. Бенигсена, говорившего с государыней; императрицу Елизавету Алексеевну (письмо к матери от 13/25 марта), сопровождавшую всю ночь августейшую свекровь; Д. Х. Ливен – жену сына влиятельной статс-дамы царицы Шарлоты Карловны Ливен. Последняя по просьбе Палена разбудила госпожу и после также обреталась возле нее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тайны Российской империи

Похожие книги

12 недель в году
12 недель в году

Многие из нас четко знают, чего хотят. Это отражается в наших планах – как личных, так и планах компаний. Проблема чаще всего заключается не в планировании, а в исполнении запланированного. Для уменьшения разрыва между тем, что мы хотели бы делать, и тем, что мы делаем, авторы предлагают свою концепцию «года, состоящего из 12 недель».Люди и компании мыслят в рамках календарного года. Новый год – важная психологическая отметка, от которой мы привыкли отталкиваться, ставя себе новые цели. Но 12 месяцев – не самый эффективный горизонт планирования: нам кажется, что впереди много времени, и в результате мы откладываем действия на потом. Сохранить мотивацию и действовать решительнее можно, мысля в рамках 12-недельного цикла планирования. Эта система проверена спортсменами мирового уровня и многими компаниями. Она поможет тем, кто хочет быть эффективным во всем, что делает.На русском языке публикуется впервые.

Брайан Моран , Майкл Леннингтон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
27 принципов истории. Секреты сторителлинга от «Гамлета» до «Южного парка»
27 принципов истории. Секреты сторителлинга от «Гамлета» до «Южного парка»

Не важно, что вы пишете – роман, сценарий к фильму или сериалу, пьесу, подкаст или комикс, – принципы построения истории едины для всего. И ВСЕГО ИХ 27!Эта книга научит вас создавать историю, у которой есть начало, середина и конец. Которая захватывает и создает напряжение, которая заставляет читателя гадать, что же будет дальше.Вы не найдете здесь никакой теории литературы, академических сложных понятий или профессионального жаргона. Все двадцать семь принципов изложены на простом человеческом языке. Если вы хотите поэтапно, шаг за шагом, узнать, как наилучшим образом рассказать связную. достоверную историю, вы найдете здесь то. что вам нужно. Если вы не приемлете каких-либо рамок и склонны к более свободному полету фантазии, вы можете изучать каждый принцип отдельно и использовать только те. которые покажутся вам наиболее полезными. Главным здесь являетесь только вы сами.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дэниел Джошуа Рубин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная прикладная литература / Дом и досуг
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука