Тайны герцогини Эйвонли

– Неужели я был настолько суров с тобой? – В его голосе прозвучали ласковые нотки. – Я искренне раскаиваюсь, Люсинда. Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя несчастной.

Он наклонился и поцеловал ее в губы – уже знакомым Люсинде нежным и сладким поцелуем, в котором не было страсти. Ей, как и прежде, захотелось обвить руками его шею, оказаться с ним в постели, заняться любовью. Джастин не заходил в ее спальню с той самой ночи, когда доставил ей удовольствие поцелуями и ласками, но не овладел ею, и Люсинда боялась, что он больше не хочет ее как женщину. Но, по крайней мере, муж добр к ней и проявляет уважение на публике.

– Я сама виновата в своих несчастьях, – сказала Люсинда, когда он выпрямился и отступил на шаг. – Мне следовало быть честной с тобой с самого начала. Тогда ты на мне не женился бы и мы оба избежали бы стольких неприятностей.

– Люсинда… я еще раз прошу у тебя прощения. Я не хочу, чтобы наша размолвка продолжалась.

– Мне тоже не нравится, что мы отдалились друг от друга. Возможно, нам удастся построить нормальные отношения в будущем. А теперь надо поприветствовать гостей, было бы невежливо бросить Мэрайю с ними наедине.

Гордо подняв голову, Люсинда устремилась в гостиную, и Джастину ничего не оставалось, как последовать за ней.

* * *

Герцог смотрел на супругу и не мог не восхищаться ее горделивой осанкой и самообладанием. Она вела себя как истинная герцогиня. Отчего же тогда он чувствовал леденящую пустоту внутри? Почему тосковал по той доверчивой невинной девушке, которая застенчиво улыбалась ему, когда он ухаживал за ней в Хэрроугейте? Тогда Люсинда его не боялась – что удивительно, если учесть ее прошлое и то, как с ней после этого поступил родной отец. Люсинда согласилась стать его, Джастина, женой вопреки всему, что с ней случилось. Да, возможно, ей следовало рассказать ему о своей тайне до замужества. Но Джастин знал, что женился бы на Люсинде в любом случае. Лишь его дурацкая гордость и ее обман стали причиной охлаждения их отношений.

Неужели он навсегда потерял Люсинду?

Она ясно дала понять, что сожалеет о решении выйти за него замуж, и в этом, разумеется, только его вина. Несмотря на то, как жизнь обошлась с ней, Люсинда осталась кроткой, нежной и способной любить. Отцу и бабушке не удалось сломить ее дух, но он, законный супруг, уничтожил ее чувства к себе.

Она никогда, никогда его не простит. Еще недавно Джастин надеялся, что со временем их брак станет счастливым, теперь же он в этом сомневался. Возможно, надо было ее отпустить и он повел себя эгоистично, настояв на том, что она должна остаться его женой? Люсинда с ним несчастна, это очевидно.

Что, если она влюбилась в Эндрю Ланчестера? Эта мысль вызвала у Джастина противоречивые эмоции. Он задохнулся от гнева, ревности и невыносимого чувства утраты. Герцог не сомневался, что лорд Ланчестер давно питает симпатию к его жене, хоть он и флиртовал с Мэрайей на ярмарке. А то, как Эндрю отнесся к рассказу Люсинды, и его горячее желание помочь ей – веское доказательство, что это больше чем симпатия.

Возможно, когда-нибудь ему, Джастину, и удалось бы вернуть расположение Люсинды, но, если она любит Эндрю, это все меняет.

Вопреки тому, что он рассказал Люсинде про дуэль с Ланчестером, герцог не верил, что тот способен соблазнить его жену. Эндрю был честнейшим и благороднейшим человеком, он никогда не опустился бы до подлости и мести.

Джастин был уверен в своей оценке душевных качеств друга, и он немало подивился бы, узнав, чем Эндрю занят этим вечером.

– Ройстон, вам сегодня чертовски везет! – воскликнул один из джентльменов, сидевших в приватном зале деревенской гостиницы, и с досадой швырнул карты на стол. – Я пас! Ни разу еще не видел, чтобы удача кому-то так улыбалась!

– Вот и я тоже, – задумчиво покивал Эндрю Ланчестер. – И тем не менее, господа, я просто так не сдамся. Повышаю ставку. Что скажете, Хендрикс?

– Насколько повышаете-то? А, вижу, Эндрю, на две сотни. – Сэр Филипп Хендрикс открыл изящную эмалированную табакерку, взял щепоть крепкой смеси, заправил в обе ноздри и, оглушительно, со вкусом, чихнув, посмотрел на карманные часы. – Э-э… да еще и трех утра нет. Что ж, пожалуй, поддержу вас. Повышаю на три сотни. Ну-с, Ройстон, рискнете еще раз своей удачей?

Саймон Ройстон отпил вино из бокала и со странным, бешеным выражением в глазах пододвинул к центру стола целую гору золотых гиней. Он весь вечер не отрывался от бутылки и с каждым глотком становился все безрассуднее. Везение и правда сопутствовало ему с самого начала – уже трое джентльменов вышли из-за стола, сетуя на то, что от них удача отвернулась.

– Моя ставка перекрывает обе ваши. Желаете добавить, Ланчестер?

Эндрю выставил стопку золотых монет.

– Пятьсот, – спокойно произнес он. – И еще три сотни сверху.

– Для меня это слишком, – проворчал Хендрикс и бросил карты на стол.

– Повышаю до тысячи. – Ройстон пододвинул к центру еще стопку гиней. – Открываемся, Лан-честер.

Эндрю с улыбкой выложил карты – это были всего лишь три десятки.