– Добродию, я староста этого хутора, как вы знаете. Но стал я им лишь несколько часов назад – вследствие печального события. Ибо еще вчера я был только старший сын. А сегодня, незадолго до вашего прихода, мой отец умер. Вы выглядели таким уставшим, что я не решился обременять вас своими заботами, прежде чем дам вам отдых и пищу. Те люди, которых вы видели – все родня моя и жители хутора. Они собрались здесь, чтобы почтить память умершего, но теперь они уйдут в соседнюю деревню, которая находится примерно в полутора верстах отсюда.
Я должен уведомить вас, что по нашему обычаю никто не может оставаться в хуторе на ночь, ежели днем кто-то умер. Мы приносим умершему поминальную еду, читаем молитвы, а затем оставляем тело в одиночестве. Дело в том, что в доме, где находится покойник, ночью всегда происходят какие-то странные вещи, поэтому мы думаем, что для вас будет лучше уйти вместе с нами. В соседней деревне мы найдем достойное место для ночлега.
– Сказав это, староста замялся, переминаясь с ноги на ногу. И вдруг продолжил: – Но все же, поскольку вы – особа духовного сана, то вам, пожалуй, не страшны демоны и злые духи. Если это так, и вы не боитесь остаться один на один с покойным, то, пожалуйста, располагайте этим домом до нашего возвращения утром. Все же, я хочу повторить, что никто из нас не осмелится задержаться здесь на ночь.
– Чрезвычайно благодарен вам за приглашение на ночлег и за вашу искреннюю заботу, – ответил я. – И мне очень жаль, что вы не сообщили о смерти отца сразу, когда я только постучался к вам вечером. Я действительно устал, но, поверьте, не настолько, чтобы это могло помешать мне выполнить свой долг священника. Скажи вы мне об этом заранее, я бы успел совершить обряды до вашего ухода. Но раз так уж случилось, я прочитаю молитвы после того, как вы все покинете хутор, а я останусь уже возле покойного до утра. Я не знаю, что вы имели в виду, говоря о странных вещах, которые происходят здесь по ночам, но смею вас уверить, что я не боюсь ни демонов, ни злых духов, ни чего бы то ни было еще, поэтому прошу вас не беспокоиться за меня.
После этих заверений мой хозяин, похоже, успокоился и горячо поблагодарил меня за обряды, которые мне предстояло совершить над телом усопшего. Подошли и другие родственники. Все еще раз поблагодарили меня за добрые намерения. Наконец хозяин сказал:
– Что ж, мы уходим. А вы, добрый человек, пожалуйста, будьте осторожны. И если все же станется чего-либо необычайное за время нашего отсутствия, мы просим вас обо всем нам, потом рассказать. И вот на хуторе не осталось никого, кроме меня, да хуторских собак и другой какой животины селянской. Стоя в дверях, я долго смотрел в ночь, во тьме которой, цепочкой растянувшись, мерцали факелы уходящих селян. Скоро они скрылись из виду, и я вернулся в горницу, где лежало тело умершего. Здесь была зажжена маленькая керосиновая лампа, в красноватом колеблющемся свете которой можно было различить неприхотливую поминальную пищу в простой глиняной посуде и в корзинках из ивового прута.
Я шепотом прочел молитвы, затем исполнил все полагающиеся церемонии, после чего погрузился в раздумья. Так, в размышлениях, я провел несколько спокойных часов. Когда же тишина ночи, казалось, достигла полной глубины, в комнате вдруг резко запахло серой, и из плотного, задушного воздуха горницы беззвучно образовался упырь.
Он был громадной величины и неопределенной, постоянно меняющейся формы. В тот же момент я почувствовал, что у меня нет сил: ни пошевелиться, ни заговорить, ни даже закрыть глаза. И вот я с содроганием увидел, как это нечто подняло в воздух мертвое тело чудовищными лапами с длинными когтями и пожрало его с хрустом быстрее, чем кот проглатывает мышь. Начав с головы, оно жрало все подряд: волосы, кости и даже саван, которым было накрыто тело.
Покончив с усопшим, упырь набросился на поминальную еду – и в мгновение ока съел все вместе с посудой и корзинками. После этой богомерзкой трапезы он вдруг исчез, так же бесшумно и таинственно, как и появился.
Наутро, когда селяне сочли, что можно больше ничего не опасаться, они вернулись на хутор. Я их приветствовал, стоя на пороге дома старосты. Селяне с ужасом глядели на мое изможденное лицо, и по одному проходили в горницу, где вчера оставили покойника. Однако никто из пришедших не выразил ни малейшего удивления тому, что тело и поминальная пища исчезли. Хозяин дома вошел последним и обратился ко мне: