Тайны лабиринтов времени

– А что, служивые, вы сами выбрали себе энту жизнь? Небось, забрили в солдаты и не спросили, а охота ли вам двадцать годков в серой шинели ходить, да ни семьи, ни детей не иметь. Я предлагаю вам в Дикое Поле – к казакам идти. Хлебнуть волюшки без панов и офицеров.

– О казаках слышали, но как быть, ежели побьют нас?

– Так ваша жизнь и так побитая вся.

– Пали в него, чего разговоры разводишь? Под суд захотел? – зазвенел мальчишечий голос.

В темноте и не разобрать, что там приключилось, но мы услышали тот же голос солдата:

– Так, ты говоришь, что дойдем до казаков?

– Обязательно дойдем, служивый.

– Стой – где стоишь, к барже не приближайся. Стрелять начнем, коли самовольно, к нам полезете. Слышь, что говорю!?

– Слышу, служивый, а долго твой ответ ждать?

– Ничего, подождешь.

Долго не было ответа с баржи, но Прокопыч – не торопил и, нам велел тихо сидеть и во все глаза наблюдать, чуть что – стрелять и, желательно, не мимо. В полночь с баржи сбросили тела людей.

– Офицеров мы порешили, атаман, команда баржи, почти, вся с тобой пойдет к морю, а нет, так мы и сами – без тебя к морю уйдем.

Ватага Прокопыча пополнилась новыми людьми и без единого выстрела захватила баржу с огромным количеством ценного груза.

– Всех порешили, или кто ушел? – спросил Прокопыч.

– Приказчик в одном исподнем за борт выпрыгнул, не доглядели, атаман.

– Теперь будьте готовы к сюрпризам.

– Омелько и Ивашка, пойдете в город и разведаете, все ли тихо, водки заодно привезете в дорогу.

Ах, казак, ты иди на войну,

До отказа наполни мошну,

Ведь у каждого татарина-барина,

Серебром изба завалена,

Украдешь чуть-чуть,

Он и не заметит.

Мы с Ивашкой отправились в город, взяв с собой мешочек с серебряными рублями. Причалили к берегу и, заплатив извозчику плату за целый день, покатили в город.

– Город небольшой, стало быть, и побить нас уже некому, а городовые еще не знают, что мы захватили баржи. – Так мы рассуждали, пока катили на телеге. На улицах никого, и мы решили зайти в трактир – и там пусто.

– Есть кто живой? – спросил Ивашка и подошел к прилавку.

На полке выставлены бутылки с разноцветными этикетками. Я почувствовал, что кто-то на меня смотрит, и обернулся. В зале стояла стройная девушка, она игриво подошла ко мне, подняла руку и, схватив за чуб, нежно потянула.

– Чего растерялся? Я же не приведение, живая, горячая и страстная. На меня не смотреть надо, а любить. Пойдешь со мной? Я кивнул.

– А у тебя деньги есть?

Я снова кивнул.

– Тогда плати пятак – и пошли наверх.

Мы поднялись по крутой и скрипучей лестнице. Здесь было множество комнат, разделенных перегородками, вместо дверей висели занавески.

– Как зовут тебя? – спросил я.

– Дуняха, – ответила девица и проскользнула за занавеску одной из комнат. Единственной мебелью в комнате была кровать. Дуняха легким движением скинула сарафан, рубаху и осталась стоять у стола. Я открыл рот, чтобы поглубже вздохнуть и не потерять сознание от счастья, охватившего меня… И тут меня что-то ударило по голове.

Очнулся я в лодке, связанный по рукам и ногам. Первое, на что упал мой взгляд, была луна; а первое, что я почувствовал – это дикую головную боль и легкий ветерок. На веслах сидел офицер, рядом еще двое в военной форме, то ли солдаты, то ли… впрочем, я не мог даже разглядывать и закрыл глаза. Боль поутихла.

– Ну что, оклемался?

– Я думал, мы его до смерти пристукнули.

– Давайте ему ноздри вырвем, чтоб издали было видать, что это за фрукт.

– Сколько вас, и какое оружие имеете? Куда собрались? Зачем в город снова пожаловали?

Я молчал по двум причинам: во-первых, говорить не мог, во рту была каша из крови, а в глазах плавали кровавые пятна; во-вторых, не видел смысла говорить – все равно убьют.

– Нас много, – промычал я беззубым ртом, – и оружие, и девки имеются.

– Что ж ты с девкой пошел, коль у вас на барже есть?

– А какая тебе разница, пошел или не пошел, все едино пристукнете.

– Обязательно пристукнем, только немного погодя, бурлак.

Лодка плыла вниз по течению, ночь была спокойная, река шелестела волной. Вот природа, мать ее ити, подумал я. Как умирать неохота, да в такую ночь. Мне стало зябко, думаю, просто бил нервный озноб, я поежился.

– Что, холодно? Ничего, еще немного – и ты перестанешь чувствовать и холод, и жару.

Лежу здесь, словно червяк на птичьем дворе, и жду, когда меня какая-нибудь помойная курица клюнет в висок. Я пошевелил ногами: веревки не впиваются в ноги… Неужели эти олухи не сняли с меня сапоги? Так и есть, рубаху и кафтан стащили, а сапоги оставили. Эти сапоги остались после одного убитого офицера, и Прокопыч приказал мне их надеть. Обувка у меня и правда, была никудышная. Сапоги были в пору.

–Одевай и офицерский кафтан, – сказал тогда Прокопыч. – Придем в Дикое Поле, настоящим казаком тебя сделаю.

– Что с Ивашкой сделали?

– Да уж, сделали, – они заржали. – Водочки захотелось? Будет вам похмелье и праздник со свинцовыми ягодками.