Нельзя сказать, что у Николая Сергеевича мыслей не было про орудия толковые: про пушки нормальные длинноствольные, а не эту жалкую карикатуру на мортиру![4]
Уж на что далек от дел ратных он был, да все равно понимал: тюфяки-то, те, что при обороне Белокаменной использовались, – тьфу, а не орудия! Дыму только с них да грохоту. А толку – разве что на подступах от неприятеля отбиваться да лестницы приставные сшибать. Другое нужно. Мощное да легкое. Длинноствольное! Так это мысль лишь была! Поперву ведь надо было задач решить обоз, а тут – на тебе: княжья воля! И хоть ты тресни, но сроку – до осени. Да в помощь – Бог, артель кузнечная да собственные знания, скудные в металлургии, все больше из приключенческих книг почерпнутые.Перебесившись да потом, уже в Троицком монастыре, остыв, принялся трудовик за дело; оно ведь отнекиваться-то бесполезно! Не забалуешь с князем! Пока мастеровых размещали, пока кузницу ладили да домницу[5]
, – вот тебе и три недели улетучились. Потом – железо пока выплавили да лист металлический из него выковывали…[6] Затем гнуть как поняли, оно ведь тоже непросто, вот и утекли дни. А дальше толком-то и не пошло; и времени совсем мало осталось.Ведь чтобы быстрее все пошло, для начала Булыцкий определил небольшое орудие сладить. Ну так, технологию хоть как-то отработать да Дмитрию Андреевичу хоть что показать, да от гнева его и себя, и артель свою сберечь. До последнего надеялся, что обойдется. А как гонцы к ночи прилетели с вестью о визите великого князя Московского, так и понял, что уж слишком все поспешно творится и ничего путного из этого не получится. Николай Сергеевич, расслабившись, отстранился и теперь, глядя куда-то прочь, казалось, забыл про происходящее вокруг.
Вышедши на поляну, монах, остановившись, перекрестился и принялся выискивать нужного ему человека. Заприметив трудовика[7]
, он, широко шагая, направился к пришельцу.– Здрав будь, Никола, – приветствовал он мужчину.
– Ждан, сказал же, не замай! – не сообразив еще, кто обратился к нему, нахохлился в ответ Булыцкий, однако, придя в себя, поспешил, перекрестившись, поклониться в ответ. – Прости; на душе – хмарь.
– Бог простит.
– Благодарю, Сергий. Тебе тоже здравия. Благослови, отче!
– Благословляю на дела благие, – Радонежский осенил крестным знаменем собеседника. – Не доведет до добра, – помолчав, кивнул он в сторону неуклюжего орудия. – Чуешь. Неспокойна душа твоя.
– Твоя правда, – мрачно кивнул в ответ тот. – Не выйдет путного ничего! Беды если не сотворится, уже и на том спасибо.
– Так и не показывай! Не сотворится тогда лихого ничего!
– Князь ох как горяч бывает! Не покажешь да одну беду отведешь, так другую и накличешь, – обреченно усмехнулся преподаватель. – В порубе, вон, чего доброго, артель вся моя окажется. Кому грех тогда на душу?! Мне и грех, дело-то ясное!
– Обида в душе твоей на князя, – подумав чуть, прошептал Сергий Радонежский. – Обошелся ведь не так он с тобой, как ты того ждал, так?
– Ну, так, – чуть помявшись, искренне отвечал Николай Сергеевич.
– Себе душой не кривишь, уже дело великое, – тепло улыбнулся священнослужитель. – Отпусти, да как Спаситель велел: живи. Живи днем сегодняшним. А что там далее будет, так тому и быть. Воля на все Господа.
– По воле Господа будь все, так и Москву по новой бы отстраивали, – неуверенно отвечал пришелец. – Да я невесть зачем оказался здесь.
– Оказался, так и хвала Небесам. Сделал что надобно было, так и не кручинься, Никола. Считаешь верным, так и не показывай чудо свое. Хоть и суров князь, так отходчив. Забыл, что ли?
– Я и сам не хочу показывать-то, да Дмитрий Иванович лютует; тюфяки нужны. А то, что отходчив, – правда твоя. Вот только чтобы покаяться, согрешить поперву надобно.
– Даст Бог, оно и ладно все выйдет, – снова улыбнулся Сергий.
– Едва ли, – поморщился пенсионер, вспомнив, как возились, подгоняя технику кузнечной сварки[8]
. Хотя уже тогда ясно было, что никуда не годится так; без заклепок-то! А где их взять для толщины такой металла? А нигде! Нет их, и делать как – непонятно. Будь там кольчуга или котелок, так и беды не было бы, а здесь… Вон, хомуты в итоге какие-то выковали, уже хорошо, но не для такого орудия, а для меньшего. Для ружей еще – куда ни шло, да и то по-другому ладить надобно. Но никак не для пушек! Лить надо, а на то – бронза. А взять и негде, Урал-то еще – под Ордой! И связи только через купцов нижегородских, да и те как-то попритихли после нашествия Тохтамышева! Или чугунные, благо крицы хватает. Да тут другая беда: для плавки ее домна нужна нормальная да система поддува соответствующая. Да тут уже кирпич нужен или плинфа, а как делать ее – Бог знает.